От этого Вэй Тинчжэнь разозлилась ещё сильнее. Поболтав с госпожой Го пару дежурных слов, она, сохраняя на лице спокойствие, незаметно подошла к Доу Мин. Склонившись к ней, прошипела тихо, но с хлёсткой яростью:
— Ты что, онемела? Тут столько людей, и даже поздороваться ни с кем не соизволила! Разве ты не сама вечно твердишь, что тебя вырастила старая госпожа Ван? Ну? Или в доме Ван обучают такому «этикету»?
Язвительный тон заставил лицо Доу Мин побледнеть. Она резко вскинула голову — уже готова была огрызнуться в ответ, но тут её взгляд упал на круг собравшихся женщин: они все смеялись и переговаривались с Доу Чжао, стоящей в самом центре, словно драгоценная жемчужина — ослепительно блистательная, окружённая уважением и светом.
Грудь Доу Мин словно сжало: воздух застрял в лёгких, обида перекрыла дыхание.
Доу Чжао ведь уже выдана замуж в один из самых знатных домов столицы — в семью гуна Ина, что по праву считается первым среди столичных аристократов. Почему же отец так беззастенчиво афиширует её приданое, словно хочет, чтобы весь город знал?
Ведь она тоже дочь рода Доу, тоже вышла замуж. Пусть и в дом хоу Цзинина, чьи заслуги явно не дотягивают до величия дома гуна Ина — разве это значит, что отец не может проявить хоть немного понимания к её положению?
Мысли метались, как раненая птица. Она вспомнила, как по пути сюда разругалась с Вэй Тиньюем из-за подарка для госпожи из рода Цзинь. Только сейчас до неё в полной мере дошло — как тяжело, как унизительно всё это. Словно нож воткнулся ей в грудь. Было больно, до невозможности.
Ей хотелось только одного — вырваться отсюда, из этого душного пышного зала, где чужой блеск резал глаза. Найти отца и спросить — почему он так поступает с ней? Почему в его глазах она всегда в тени?
Оставалось ли в такой момент хоть какое-то желание слушать язвительные упрёки Вэй Тинчжэнь? Ни малейшего.
То, как Доу Мин открыто игнорировала Вэй Тинчжэнь — свою золовку, — подлило масла в огонь. В груди Вэй Тинчжэнь словно вспыхнуло пламя: бах! — и вся она вспыхнула внутри.
Она резко схватила Доу Мин за руку и, понизив голос до злобного шепота, процедила сквозь зубы:
— Я с тобой разговариваю! Или у тебя и этого — самого элементарного воспитания — не осталось?
Обычно Вэй Тинчжэнь не была так вспыльчива. Но вспомнив, как свекровь вечно придирается, как каждый упрёк словно намекает, что её род недостаточно знатен, как не оправдывает ожиданий… А её род, между тем, раз за разом подводит — то недоработкой, то нерасторопностью.
Вот и сегодня. У двух других невесток семьи гости — и родня, и старшие — прибыли ещё до рассвета. У третьей, госпожи Фэн, и вовсе пришли уважаемые старшие родственники, укрепляя её позиции. А её, Вэй Тинчжэнь, невестка? Явилась едва ли не с боем курантов, заставив её поневоле принять любезность от семьи Фэн и тем самым быть ей обязана.
На душе стало гадко, и раздражение уже невозможно было скрыть — оно выплеснулось наружу и в словах, и в жестах.
Но Доу Мин была погружена в собственные тяжёлые думы и совершенно не хотела втягиваться в эту перепалку. Она выдернула руку, выпрямилась и, не сказав ни слова, быстрым шагом пошла вперёд, догоняя остальных женщин.
Лицо Вэй Тинчжэнь потемнело — словно небо перед грозой.
Она метнулась за ней следом, снова вцепилась в руку — уже сильнее, не заботясь о взглядах.
Как раз в этот момент мимо проходила молодая госпожа Ван, которая весело беседовала с госпожой Чжан. Завидев нелепую сцену, она шутливо заметила:
— А вы, гляжу, и вправду как родные сёстры! Всё шушукаетесь о чём-то своём, секреты друг другу передаёте?
Слова были произнесены в тонкой иронии, но в голосе сквозило веселье.
Женщины тут же обратили внимание на эту сцену. Несколько пар любопытных глаз с интересом и недоумением скользнули в сторону двух застывших фигур.
Госпожа Чжан, вторая по счёту жена, тут же оживилась — глаза её озорно блеснули. Прикрыв рот ладонью, она весело воскликнула:
— Старшая невестка, что ж вы так? Разве у нас не родные уши? Уж если вы и впрямь хотите чего-то сказать — говорите смело, мы вас не выдадим! Хоть и завидуем приданому двух госпож из рода Доу, но уж точно не настолько, чтобы бежать об этом болтать по углам. А то, не дай небеса, ещё воров привлечём.
С этими словами в зале раздался смех. Большинство присутствующих дам, хоть и действительно испытывали смесь зависти и раздражения, по лицам словно натянули маски доброжелательности — улыбки сияли, как отполированный нефрит.
Вэй Тинчжэнь же так и не поняла, зачем госпожа Чжан подняла эту тему именно сейчас. Она натянуто усмехнулась, пробормотала что-то уклончивое, будто не расслышав сути.
Но вторая госпожа Чжан не собиралась упускать момент. Она с подчеркнутой непринуждённостью добавила:
— Может, вы и не слышали? Роду Доу, говорят, пришлось добавить в приданое госпоже супруге наследника из дома Ин — то ли десять, то ли все двадцать тысяч лян серебром! Теперь, если следовать порядку — кто старше, кто младше, — значит, в следующий раз такую же честь получит и госпожа из рода хоу Цзинина. Вот будет удача! Нашему старшему господину жениться, старшей госпоже выходить замуж — и такие щедрые дядюшка с тётушкой за спиной! Это же какое благородство, какой размах!
Десять, пятнадцать, а то и двадцать тысяч лян серебром?..
Лицо Вэй Тинчжэнь мгновенно изменилось — словно кто-то вылил на неё ведро ледяной воды.
Она взглянула на принцессу Ниндэ, на старую госпожу Лу, на Доу Чжао — и заметила, что хотя те и выглядели слегка недовольными, но ни одна из них не попыталась остановить болтовню второй госпожи Чжан. Ни одно слово не прозвучало в защиту порядка, приличий или достоинства.
Холод прошёлся по её спине. Там, где раньше тлело раздражение, теперь стало пусто и сыро — как в склепе без окон.
