— После такого, — шептались между собой жители, — ни староста, ни его сыновья на люди не выйдут! Аж прах предков в могилах перевернётся.
Нашлись и более спокойные люди. Один старик, качая головой, пробормотал:
— Повезло им, что господин Ли не дома…
Он имел в виду Ли Кыонга, сына Ба Киена, известного во всей округе забияку, презирающего людей.
И точно — раздался хриплый, властный голос:
— Ты чего орёшь, а?! Эй, ублюдок без роду и племени! Ты чего, говорю, орёшь?!
— Всё, — прошептали соседи. — Ли Кыонг вернулся!
Раздалась звонкая пощёчина, как выстрел. Затем последовали глухие, тяжёлые удары.
— Всё, конец, — сказали люди. — Это уже на переломы пойдёт.
И вдруг — «дзинь»! Резкий звон. Кто-то ударил бутылкой о каменный столб ворот.
Чи завопил. Кричал он страшно от боли, ярости и отчаяния. Казалось, будто его режут.
— Ай, люди добрые! Спасите! — выл Чи Фео. — Помогите! Отец с сыном, эти псы из дома Ба Киена, убивают меня! Ли Кыонг заколол меня! Люди-и-и!
Он корчился на земле, кричал во весь голос и в то же время царапал себе лицо осколком бутылки. Кровь текла ручьями, заливая щёки. Зрелище было страшное. Несколько собак, почуяв кровь, набросились на него. Они кружили и лаяли, наполняя двор злобным воем.
Ли Кыонг побледнел, но по-прежнему стоял, усмехаясь с холодным презрением.
— Тьфу ты! — процедил он сквозь зубы. — Думал, серьёзное дело, а он валяется тут и жалость клянчит. Пришёл валяться под воротами!
Народ сбегался со всех сторон. Из тёмных переулков хлынули толпы зевак. Стоял гомон, будто на базаре. Жёны Ба Киена, теперь, чувствуя за спиной защиту Ли Кыонга, осмелели, вышли на крыльцо и принялись сыпать проклятиями, стараясь перекричать друг друга.
На деле же их интересовало одно: разглядеть, как выглядит теперь Чи Фео. А вдруг этот псих вздумает свалить всё на их господина?
Тут вернулся сам Ба Киен. Его голос, спокойный, уверенный и с лёгкой насмешкой, раздался над толпой:
— Что тут у вас за сборище? Почему так многолюдно?
— Поклон вам, господин! — загудели со всех сторон. Толпа стала расступаться, освобождая ему проход.
Увидев старосту, Чи Фео вдруг затих. Он вытянулся на земле и стал еле слышно стонать, словно был при последнем издыхании.
Ба Киен бросил короткий взгляд, и ему всё стало ясно с первого взгляда. Он знал цену таким сценам. В прошлом сам был старостой, затем главой уезда, а теперь передал эту должность сыну и таких сцен он видел немало.
Он повернулся к своим женщинам, которые суетливо старались казаться полезными, и приказал:
— В дом! Только путаетесь под ногами. Всё равно ведь ничего не понимаете!
Затем мужчина обратился к деревенским, уже мягче, но с той же неоспоримой уверенностью:
— И вы, уважаемые, по домам! Чего столпились, будто ярмарка?
Никто не осмелился возразить. Люди потихоньку начали расходиться, кто из уважения к Ба Киену, кто из страха, что потом вызовут свидетелями. Деревенский народ не любит вмешиваться, ведь если спросят, не отвертишься. Так что лучше уйти заранее.
Остались только Чи Фео, Ба Киен и его сын.
Староста подошёл к Чи, наклонился, слегка коснулся его плеча и негромко спросил:
— Эй, Чи, ты чего устроил?
Тот едва приоткрыл глаза и застонал:
— Я пришёл сюда умереть… Но если сдохну, кое-кто разорится, а, может, и в тюрьму угодит.
Ба Киен усмехнулся. Смех его был сухой, но в то же время звонкий. Люди говорили, что именно этим смехом он и выделялся среди прочих.
— Ну ты и загнул! — воскликнул староста. — Кто тебя убивать собирается? Жизнь — не лягушка, сам себя не дави. Опять напился, да?
Он смягчил голос, добавив с наигранной теплотой:
— Когда вернулся? Почему не заглянул ко мне? Пойдём, выпьем чаю.
Видя, что Чи Фео не двигается, Ба Киен заговорил уже настойчивее:
— Вставай. Пойдём, посидим, поговорим по-человечески. Что за скандал на всю округу, стыд один!
Он попытался приподнять его за плечо, ворча:
— Вот напасть! Был бы я дома, до этого бы не дошло. Всё бы уладили по-хорошему. Мы ж не мальчишки, договорились бы. Это всё Ли Кыонг виноват: горяч, не умеет ни подумать, ни промолчать. А ведь вы, между прочим, дальние родственники…
