У ворот Фучэнмэнь зацвели первые сливы — верный знак ранней весны.
Но стоял лишь конец первого месяца, и порыв холодного ветра заставлял зябко ёжиться всех, кто находился у западных ворот столицы.
Чжао Сы стоял у входа в чайную, не отрывая взгляда от женщины перед собой. Её причёска — «упавший с лошади» узел — говорила о её статусе замужней, а лицо, хотя и слегка изменившееся, всё же было до боли знакомо. Его глаза предательски увлажнились.
Прошло… уже больше десяти лет. Та девчушка, которая едва научилась говорить, теперь стала женой, матерью… а он — сколько же он пропустил за это время?
— Шоу Гу… — голос дрогнул. Он порывисто протянул руку, будто хотел поддержать её, хотя и не касался, — Вставай же.
Доу Чжао медленно поднялась с поклона и прошептала:
— Дядюшка…
Слёзы катились по её щекам одна за другой, не в силах сдержаться.
В прошлой жизни она неверно истолковала сдержанность дяди, не разглядела, как много в ней было боли и заботы.
В этой — именно дядя помог ей отстоять половину наследства Западного дома Доу, и лишь благодаря этому она теперь могла жить так вольготно и спокойно…
Две жизни — а он ни разу не оставил её без поддержки.
А она? В той жизни — одни лишь обиды и непонимание. В этой — бессилие, когда так хотелось помочь.
Она задолжала ему слишком многое… слишком.
Но вот сейчас — она жива, счастлива, у неё всё благополучно, и дядя стоит перед ней, живой и невредимый. Что может быть радостнее? Она не должна плакать. Она должна улыбаться.
Доу Чжао подняла голову, и на её лице расцвела тёплая, ослепительная улыбка:
— Дядюшка, теперь, когда вас переводят на новую должность… вы ведь пробудете в столице подольше, правда?
Она старалась говорить непринуждённо, вежливо, будто просто завела беседу. Но глаза всё равно затуманились слезами.
Чжао Сы тихо хмыкнул в ответ. В его глазах тоже блеснули капли:
— Побуду дней десять. Досмотрим за свадьбой твоей кузины — и тогда двинемся в Хугуан…
Он хотел бы сказать ей многое — этой единственной племяннице по сестре. Но между мужчиной и женщиной есть границы, к тому же они слишком долго были в разлуке. Слова подступали к горлу — и тут же рассыпались. В итоге оставались лишь сдержанные, выверенные фразы, как будто только они и были уместны между ними теперь.
Дядя и племянница стояли у чайной, под чёрной лакированной вывеской с золотыми иероглифами. Вокруг шумела толпа — людская суета не прекращалась ни на миг, но они вдвоём застыло молчали, словно забыли, как разговаривать друг с другом.
Тётушка, чьи глаза всё ещё были влажны от слёз, глядя на их немую растерянность, вдруг не сдержалась — фыркнула и рассмеялась.
— Ну надо же! Пока не виделись — всё переживали друг за друга, а теперь, когда наконец встретились, и слов не осталось? — Она взяла Доу Чжао за руку и обратилась к мужу: — Тут всё-таки не место для беседы. Шоу Гу ждала тебя тут почти весь день. Супруг Шоу Гу снял нам дом в переулке Юйцяо— поехали туда, там и поговорите спокойно.
Узнав, что тот самый наследник гуна Ин снял для них дом, Чжао Сы невольно нахмурился. Но, вспомнив, что сегодня день воссоединения семьи, он тут же подавил это движение — брови разгладились, и он, с лёгкой улыбкой кивнув жене, поднялся в повозку и поехал следом за экипажем Доу Чжао в переулок Юйцяо.
В пути Доу Чжао всё ещё находилась под впечатлением от встречи с дядей, сердце её было полно смешанных чувств. А вот Чжао Чжанжу уже наклонилась к ней и тихо проговорила:
— Ты не разочарована? А то мой отец, оказывается, такой… чопорный сухарь, и слова лишнего не скажет.
Она вздохнула с преувеличенным драматизмом и вольготно откинулась на подушку, продолжая в ленивом тоне:
— Впрочем, в этом даже есть своя польза. Он ведь на меня сегодня ни разу и не посмотрел — значит, дальше будет следить только за тобой. А мне полегче.
Задумчиво добавила:
— Интересно, а Сун Янь не стушуется перед ним? Ты не представляешь — в прошлый раз один знакомый кандидат на экзамен, как только увидел моего отца, так сразу начал мямлить и заикаться. Ну, отец и отверг его сразу, без разговоров…
Какими бы ни были её переживания, Доу Чжао не смогла удержаться — слова Чжао Чжанжу всё же вызвали у неё улыбку.
Она поддразнила кузину:
— Что такое? Уже пожалела, что обручилась? Даже если дядюшка доведёт Сун Яня до того, что тот и слова связать не сможет — свадьбу ведь уже назначили, всё равно придётся выходить! Или ты боишься, что дядя будет ему устраивать допрос с пристрастием?
Как ни крути, Сун Янь — тот самый человек, с которым Чжао Чжанжу предстояло прожить всю жизнь. Разумеется, Доу Чжао не могла не волноваться за него.
Лицо Чжао Чжанжу вспыхнуло румянцем, словно рассветное небо. Она тут же потянулась к щеке Доу Чжао:
— Ах ты, болтушка! Сейчас я тебе покажу!
Но Доу Чжао ловко увернулась, весело смеясь:
— Не тронь меня! Я теперь в положении! Если обидишь — сразу расскажу всё дяде с тётушкой!
— Кроме как жаловаться — ты хоть что-нибудь умеешь? — возмущённо фыркнула Чжао Чжанжу, надув щёки и глядя на неё круглыми глазами, сверкающими, как зрелые абрикосы.
Доу Чжао захихикала и, наклонившись, шепнула:
— А ещё я умею копить тайные сбережения… для своей кузины.
— Ах ты! — Чжао Чжанжу снова вспыхнула до корней ушей.
Свадьбу Чжанжу назначили на второе число второго месяца. Несколько дней назад Доу Чжао привезла ей приданое — не больше не меньше, как целую усадьбу на четыре входа с тремя покоями и целый загородный надел. Тётушка поначалу перепугалась: такой подарок показался ей чрезмерным, и она наотрез отказывалась принимать.
Но Доу Чжао хмуро ответила:
— Тётушка неужели и со мной будет вести расчёты, как с посторонней?
Тётушка задумалась, а потом, вздохнув, с благодарностью и достоинством приняла этот щедрый дар.
Однако, когда Чжао Сы переодевался, тётушка воспользовалась случаем и в двух словах рассказала мужу, что сделала Доу Чжао.
Тот вспыхнул от возмущения:
— Как ты могла принять от Шоу Гу такой подарок?!
Тётушка прекрасно знала характер своего супруга. Она понимала, что, если бы он услышал об этом от кого-то другого, да ещё случайно, — был бы куда сильнее разгневан. Лучше уж сказать самой — так можно и волю Шоу Гу соблюсти, и семейного скандала избежать.
Она недовольно сказала:
— Шоу Гу тебе кто? Ты так строго чертишь границы между собой и ею, будто боишься, что хоть малейшая тень её заботы упадёт на тебя. Разве ты не боишься ранить её этим? Ты хоть раз ставил себя на её место? С каких это пор у тебя стало такое узкое сердце?
— Мы сейчас живём в доме, который снял зять — так, может, и из него срочно выселимся, раз уж на то пошло? Даже между друзьями принято делиться — или ты хочешь сказать, что Шоу Гу тебе и не друг?
— Я к ней как к родной дочери отношусь. Если бы родная дочь принесла мне что-то — хоть ниточку, хоть ленточку, — я бы и то приняла с радостью. А это ведь не просто подарок, это её забота. Шоу Гу знает, как нелегко будет сестре после свадьбы, и хочет хоть немного поддержать её, дать возможность не ударить в грязь лицом. Это — от души. Это — её тайные сбережения, собранные ради сестры. Как же можно от такого отказываться?
Чжао Сы молчал.
