На следующее утро Сун Мо отправился во дворец на утреннее совещание. Только после его ухода Доу Чжао узнала, что в павильоне Сяньсянь накануне бушевал настоящий скандал, и продолжался он всю ночь.
Байчжи расцарапала лицо Чуань`эр. Хоть и позвали врача среди ночи, но рана оказалась слишком глубокой — даже если заживёт, шрам останется. С такой внешностью девушку вряд ли оставят служанкой во внутренних покоях.
Байчжи же, в свою очередь, по приказу Сун Ичуня была связана и брошена под замок. Он велел: как только прибудет торговец слугами, её немедленно продадут за порог.
Доу Чжао невольно нахмурилась и обратилась к Жожу:
— Это дело… имеет какое-либо отношение к Цисиа?
— Точно не знаю, госпожа, — голос Жожу дрожал, лицо побледнело. — Но… Чуань`эр, узнав, что будет изуродована навеки, в ярости проклинала Цисиа, называла её змеёй, желала ей смерти… Думаю, даже если всё это не её рук дело, без неё точно не обошлось.
Кто бы мог подумать, что всё закончится так…
Чуань`эр потеряна. Байчжи — тоже. Обе девушки в одночасье оказались выброшены за грань дозволенного.
Жожу чувствовала беспокойство.
А у Доу Чжао внутри поднималась раздражённая волна недовольства.
Все они — всего лишь девочки лет пятнадцати-шестнадцати. Но, стоило вспыхнуть ссоре, последствия сразу становились смертельно серьёзными. И ведь все эти служанки были лично отобраны Сун Ичунем — чтобы прислуживать при нём, быть рядом. По тому, какие люди его окружают, можно многое сказать и о самом человеке.
Доу Чжао мягко наставляла Жожу:
— Мы, конечно, вложили ей в руки нож. Но — как его использовать, было её выбором. Угрожать им, демонстративно размахивать или же подкрасться и ударить в спину — всё это решает уже сама. Но одно запомни: Цисиа — та ещё змея. Когда имеешь с ней дело — держи ухо востро.
— Благодарю госпожу за наставление. Я это запомню, — с искренней благодарностью ответила Жожу, поклонилась и, погружённая в раздумья, вышла.
Не прошло и часа, как в павильон Доу Чжао пожаловал Сун Хань.
— Случившееся в павильоне Сяньсянь, думаю, не могло пройти мимо сестры, — начал он, слегка потупившись, в голосе слышалась неловкость. — Сейчас у отца совсем нет ни времени, ни желания разбираться с моими делами. А между тем, у меня в покоях три девицы уже давно помолвлены — тянуть дальше нельзя. Осмелюсь просить сестру: помогите мне словом перед отцом, пусть отпустит их из дома поскорее.
Доу Чжао чуть склонила голову, на её губах появилась лёгкая, почти незаметная улыбка.
Интересно, — подумала она. — Вот как неожиданно могут перемешаться судьбы слуг, интриги и женские счёты — с обычными брачными хлопотами.
При всём том, что Цисиа рядом с ним — женщина с ядовитым нутром, сам Сун Хань, казалось, к прислуге относился по-человечески, не забывая тех, кто когда-то ему служил.
Доу Чжао сдержанно улыбнулась:
— В таких делах у нас в доме всегда следуют заведённому порядку. Задержка, скорее всего, произошла лишь потому, что новых девиц на смену вашим ещё не успели подобрать. Это моя оплошность, брат. Я немедленно распоряжусь, чтобы всё уладили.
Такого поворота Сун Хань, похоже, не ожидал — на его лице на мгновение промелькнуло удивление:
— Сестра, вы преувеличиваете. Это скорее я погорячился. У меня в покоях всё спокойно, без особых хлопот — просто не хотелось нарушать обещание, потому и пришёл просить об одолжении.
Они ещё немного побеседовали ни о чём, и только после этого Сун Хань, поблагодарив, откланялся.
Когда он ушёл, Доу Чжао тут же велела Жожу:
— Сходи, разузнай, с чего это второй господин вдруг так торопится отпустить этих трёх служанок.
— Есть, госпожа, — кивнула Жожу, но не спешила уходить. С сомнением в голосе она тихо спросила:
— Госпожа, а вы уверены… стоит ли просто взять и отпустить их?
Доу Чжао мягко усмехнулась:
— Кто-нибудь пришёл и предупредил меня, чтобы я не отпускала? Нет. Раз никто не возражает — я и поступаю по старому порядку, по правилам, установленным предками. А следовать установлениям старших — значит, не ошибиться.
В конце концов, что уж говорить о простом отпуске трёх зрелых для замужества служанок — даже если бы она, минуя Сун Ичуня, сама распорядилась назначить девушек для Сун Ханя, это всё равно входило бы в круг её обязанностей. Она ведь — хозяйка внутреннего двора.
На самом деле, Доу Чжао просто хотела взглянуть, как отреагируют Сун Ичунь и Сун Хань, если она поступит по-своему. Вот и пошла по течению — чтобы посмотреть, кто как себя поведёт.
И то, что действительно поразило её — это то, насколько слаб оказался люд в покоях Сун Ичуня. Стоило чуть подтолкнуть — и всё пошло вразнос.
Во второй половине дня она, не мешкая, распорядилась: трёх девушек отпустить.
Когда Сун Ичунь узнал об этом, прошли уже целые сутки.
Вспыхнул он не на шутку. Ярость была такова, что он велел тётушке Тан передать Доу Чжао: почему она, не испросив его позволения, осмелилась отпустить трёх служанок из его двора?
Ответ Доу Чжао был спокоен, но в её голосе сквозила ледяная твёрдость:
— Разве не сам господин гун поручил мне управление внутренним устройством дома? Или теперь и за то, чтобы отпустить из дома нескольких служанок, я должна приходить с поклоном к господину? Неужели в доме гуна свои, особые порядки?
Она насмешливо прищурилась:
— Вот я и думаю, отчего это, как только в павильоне Сяньсянь начался переполох, главный управляющий из внешнего двора прибежал не к вам, а ко мне, умоляя уладить дело? Видно, порядок в доме действительно стоит на том, чтобы его укрепить. И я — лишь исполняю свою обязанность.
Тётушка Тан, конечно, и слышать не хотела о Хуан Цине. О таком господине напоминать сейчас — себе дороже. Потому и передала Сун Ичуню только то, что посчитала безопасным, умело обойдя острые углы.
Сун Ичунь сидел молча, словно заперт внутри самого себя. Грудь тяжело поднималась, дыхание прерывалось. Целую четверть часа он не мог вымолвить ни слова.
Но Доу Чжао, раз уж решила, что Сун Ичуню легко не будет, с дороги не сворачивала.
Не успела тётушка Тан ступить за порог, как Доу Чжао уже велела жене Гао Сина отправиться с посланием.
