Девять оттенков пурпура — Глава 391. Старая история (часть 2)

Время на прочтение: 4 минут(ы)

— Он поклялся: как только ребёнок родится — он сразу разорвёт все связи. Больше никаких встреч, никакой близости. А ребёнка — будь то мальчик или девочка — передаст в хорошую семью на воспитание. Пусть тот потом и женится, или замуж выйдет, но с родом Сун не будет связан никак.

— «Свою женщину можно не признать, — говорил он, — но собственного ребёнка не признать — это уже чересчур».

— Но как мог старый господин гун такое стерпеть?

— Тогда господин гун Ичунь пошёл просить госпожу Цзян.

— Госпожа Цзян была женщиной рассудительной, — Сун Шицзэ говорил с оттенком уважения. — Она сказала: если господин гуну Ичуню эта девушка действительно по сердцу, то пусть и берёт её в дом, она не возражает. Но вот ребёнка — оставить нельзя. Дети будут почти ровесники, и это в будущем может вызвать множество проблем. Если девушка согласится — пусть избавится от ребёнка, и тогда госпожа Цзян лично распорядится принять её в семью Сун.

— Лицо старого гуна сразу посерело от таких слов.

— А вот госпожа Лу, напротив, только кивнула: решение, мол, разумное и удобное.

Когда Сун Шицзэ дошёл до этого места, он невольно тяжело вздохнул, а во взгляде его появилось нечто печальное.

— Господин гун Ичунь, выслушав это, был вне себя от радости. Он кружился по комнате, без конца благодарил госпожу Цзян, держал её за руку, кланялся, благодарил снова. Потом с особой теплотой обнял госпожу Лу, называя её «мамочкой», и, сияя, выскочил за ворота.

— Но вскоре старому господин гуну доложили: девушка всё это время пряталась в храме Ваньмин.

— И да — она была согласна избавиться от ребёнка, лишь бы её приняли в дом Сун.

— Тогда старый господин гун не выдержал. Он с ходу пнул сына ногой и, с красными от ярости глазами, прорычал:

— Такую женщину ты ещё хочешь привести в дом?! Уж не слишком ли спокойно тебе живётся, раз сам ищешь беды?!

— Господин гун Ичунь, держась за ушибленное место, куда его только что с размаху пнул старый господин гун, в полном замешательстве спросил:

— Разве это не вы сами сказали? Если она согласится избавиться от ребёнка — можно будет взять её в дом. А теперь, когда она согласна… вы опять передумали?

— Он будто бы что-то вдруг понял — и, не договорив, сорвался с места. Пока бежал к выходу, кричал:

— Я так и знал! Вы всё это придумали, чтобы выманить, где прячется Тяонянь! А теперь, когда узнали — решили избавиться от неё! Вы изначально и не собирались пускать её в дом!

— Старый господин гун буквально взвился от ярости. Велел слугам схватить сына, а затем передал его мне, чтобы я присматривал. Сам же взял управляющего Ли и лично отправился в храм Ваньмин.

— Прошло не так много времени, как он вернулся. Лицо его было мрачным, утомлённым.

— Он сказал лишь одно: «Всё улажено».

— А господин гун Ичунь, что всё это время метался по комнате, как загнанный зверь, в одно мгновение распахнул дверь и выскочил за ним следом.

— Мне стало неспокойно. Получив молчаливое одобрение старого гуна, я пошёл за ним.

— На лежанке, — Сун Шицзэ говорил всё тише, — всё было в крови. Девушка лежала навзничь, белая как полотно. На её лице застыло выражение ужаса.

— Господин гун Ичунь бросился к ней, прижал к груди и зарыдал, не в силах сдержать себя.

— Я подошёл, проверил дыхание… Похоже, она уже не дышала. Тогда я молча вышел.

— Вскоре к дому подошла служанка той девушки, ведя с собой её старшего брата.

— Он в оцепенении распахнул дверь и вошёл внутрь.

— Через мгновение из комнаты донёсся душераздирающий плач.

— А потом… он бросился на гуна Ичуня. Они сцепились. Но господин гун даже не пытался защищаться, просто стоял и позволял себя избивать.

— Я не выдержал, вытащил гуна из дома. Повёл его в трактир рядом с храмом Ваньмин. Мы выпили по паре чашек.

— Он быстро опьянел, сидел с затуманенным взглядом. Тогда я и вернул его домой.

— Старый господин гун позже снова велел мне — уладить всё, что осталось…

— Брат той девушки оказался человеком гордым. Он швырнул обратно всё серебро, что старый господин гун велел ему выдать. А вот их мать, вдова… та оказалась куда интереснее. Как только сын отвернулся, она тут же вышла — и собрала всё серебро до последней монеты. А потом ещё и ко мне подошла, начала торговаться, и выпросила вдобавок две тысячи лян серебра в банкнотах.

— После всего я вернулся в Баодин, а управляющий Ли остался — стал служить при господин гуне Ичуне.

— С тех пор, как рассказывал Ли, господин гун больше никогда не позволял себе ничего подобного.

— А поскольку изначально именно старый господин гун усомнился в порядочности той девушки и не разрешил ей войти в дом, госпожа Цзян с тех пор чувствовала за собой полное моральное превосходство. Зато сам господин гун Ичунь, похоже, испытывал стыд и вину — особенно перед госпожой Цзян. Он стал гораздо сдержаннее, покорнее, особенно после рождения наследника.

— А когда господин гуна втянул в беду Гуанъэн бо, госпожа Цзян как раз была беременна вторым сыном. Она, с животом, ходила умолять за мужа. И после этого господин гун стал и вовсе — что бы она ни сказала, всё принимал с благодарностью, ни в чём ей не перечил.

— Старый господин гун, глядя на всё это, лишь качал головой, — с усталой грустью продолжал Сун Шицзэ. — Пытался вразумить, переубеждать, но всё было тщетно. В конце концов ему ничего не оставалось, кроме как передать управление делами госпоже Цзян. А заодно — оставить при наследнике нескольких надёжных людей.

Доу Чжао слушала, ошеломлённая.

Кто бы мог подумать, что в молодости Сун Ичунь творил такое?

Но… причём здесь его былые прегрешения и та трещина, что пролегла между ним и Сун Мо?

Неужели из-за старой истории — пусть даже такой постыдной — он мог дойти до того, чтобы убить жену, с которой делил постель полжизни, и собственного старшего сына, предназначенного унаследовать род и титул?

Разве он был настолько предан и чувствителен?

Это же… против всякой логики!

Даже так — Сун Мо в прошлой жизни не мог из-за того, что Сун Ичунь погубил госпожу Цзян, пойти на отцеубийство, убить родного брата и обрубить продолжение рода Ин… Не мог.

Мысли Доу Чжао невольно метнулись к тем нескольким служанкам в павильоне Сяньсянь.

Неужели Сун Ичунь по сути всегда был похотливым и развратным человеком? Просто всё это время, из-за госпожи Цзян, сдерживал себя, а затем его душа исказилась под гнётом подавленных желаний?

Нет, и это не складывается!

Если принять во внимание здравые рассуждения старого гуна — ведь в семье Цзян всегда спокойно относились к принятию наложниц, — то и госпожа Цзян вряд ли была бы против, если бы Сун Ичунь взял себе красавицу в наложницы. Зачем тогда вся эта притворная добродетельность? Зачем таиться?

Или… быть может, госпожа Цзян была не такой, как другие? Видела слишком много вражды между женами и наложницами и потому особенно остро ненавидела подобные вещи?

Доу Чжао схватилась за виски.

Раньше она не знала ничего — и всё было спокойно.

А теперь, когда всё это раскрылось, прошлое только тянуло её глубже, оставляя всё больше неясностей, всё больше путаницы.

Цветение / Процветание — Список глав