Сун Хань усмехнулся с ледяной насмешкой:
— Разве не вы сами всем видом показываете, что недовольны зятем? Так при чём тут я теперь виноват?
Он и бровью не повёл — безразличие струилось от него с каждой чертой лица. Госпожа Мяо почувствовала, как уходит из неё вся злость, будто сдутый пузырь — и сникла.
Но Мяо Аньпинь так просто с этим мириться не собирался. Он бросился к Сун Ханю с кулаками.
Тот лишь сделал шаг назад, укрылся за Лю Хун и, придерживая её, повернулся и скрылся в кабинете.
А вот Мяо Аньпиня тут же схватил и избил один из слуг Сун Ханя.
Такую пощёчину семья Мяо стерпеть не могла.
Мяо Аньпиня, всего в синяках, уложили на дверную доску и вынесли прямиком к главным воротам поместья Сун Ханя.
Толпа зевак моментально заполонила весь переулок Сытяо — улицы были так плотно забиты, что пройти стало невозможно.
Третья госпожа Сун, с возмущением сказала Доу Чжао:
— Скажи на милость, что это за безобразие такое? Пора бы уже послать весть Яньтану, пусть он отправит людей и закроет этих Мяо за решётку!
Доу Чжао едва удержалась от смеха.
Все молчат, прячутся по углам, не хотят связываться, а тут одна третья госпожа Сун норовит выскочить — выставить себя добродетельной защитницей порядка.
Она с улыбкой ответила:
— Стража Цзиньву — это стража, охраняющая самого императора, а не личная охрана господина наследника. Третья госпожа так рвётся на защиту справедливости, но вместо того чтобы подать официальную жалобу в управу Шуньтянь, зачем ей приходить сюда? По-моему, просить вмешательства у господина наследника бесполезно — лучше уж просить самого господина гуна. Всё же род гуна Ин — это род господина гуна, и лицо теряет именно он, а наш господин гун — всего лишь его сын.
Третья госпожа Сун от этих слов едва не задохнулась — стояла с каменным лицом, не находя, что возразить, и в конце концов, молча развернулась и ушла.
Гостья, сидевшая в это время у Доу Чжао, госпожа Го, обеспокоенно спросила:
— А вдруг она теперь пойдёт жаловаться твоему свёкру?
— «В доме — слушайся отца, выйдешь замуж — подчиняйся мужу», — с лёгкой улыбкой сказала Доу Чжао. — Я слушаюсь своего супруга — и это совершенно естественно. Разве мой свёкор сможет обвинить меня за то, что я поступаю по закону Неба?
Госпожа Го подумала — и согласилась. Действительно, разумно.
— Ай, всё-таки я слишком труслива, — смущённо пробормотала она.
А тем временем, наложница Бай буквально несколько дней назад родила второму молодому господину второго внебрачного сына. Это был уже её второй мальчик.
Доу Чжао сказала с лёгкой усмешкой:
— Мягкие плоды — их всегда и мнут первыми. Если мы сами боимся говорить и действовать, то кто нас всерьёз воспримет?
Госпожа Го опустила голову, словно о чём-то задумалась.
Из тёплой комнаты доносились весёлые голоса — смеялась Цзинь`эр и маленький Юань-ге`эр.
Доу Чжао улыбнулась, взяла госпожу Го за руку:
— Пойдём, поиграем с детьми. Не стоит из-за всех этих гадостей забывать о них.
— Хорошо! — с улыбкой откликнулась та и вместе с Доу Чжао отправилась в тёплый зал.
А в это время Мяо Аньсу лежала на постели, лицо её было всё в слезах. Горько всхлипывая, она спросила свою кормилицу:
— Если я захочу развестись с Сун Ханем… скажи, к кому мне тогда обращаться?
Мяо Аньсу с Сун Ханем были обвенчаны по указу вдовствующей императрицы — такая свадьба с благословения трона, и просто так развестись… увы, не так-то просто.
Её кормилица вздрогнула от ужаса, услышав слова госпожи, и поспешно заговорила:
— Миленькая моя, госпожа! Ни в коем случае не смейте даже думать о таком! Если вы разведётесь, на что потом жить? Где будете обитать? Вы посмотрите: старший господин сейчас вроде бы с шумом за вас заступается, а вот если вы вернётесь в отчий дом — он первый и выставит вас за порог!
Мяо Аньсу это знала. Конечно, знала. Но эта мысль — уйти, разорвать всё — не раз уже всплывала в её сердце. И вот теперь, потеряв бдительность, она проговорилась вслух.
В этот момент снаружи донеслась возня и громкие голоса.
Кормилица недовольно нахмурилась:
— Пойду погляжу, что там творится.
Мяо Аньсу лишь устало выдохнула: — Угу…
Кормилица вскоре вернулась — лицо у неё было мрачное, словно сажа.
— Эта девчонка Лю Хун совсем стыд потеряла! Всего-то горячую воду на кухне задержали — а она уже с криками кидается, буянит, как будто забывает, кто она есть на самом деле. Нашлась, понимаешь, важная особа! На чужом страхе выезжает, не понимает, что сама может оступиться и сломать себе шею…
Услышав это, Мяо Аньсу вдруг застыла — словно в прострации.
Кормилица испугалась не на шутку, в панике толкнула её в плечо:
— Госпожа, что с вами?!
— Я в порядке, — Мяо Аньсу наконец очнулась, но в глазах её уже горело нечто иное — не растерянность, а твёрдость. И чем больше она размышляла, тем больше убеждалась: её подозрения были не напрасны. Понизив голос, она сказала: — Нянюшка, скажи, ведь Лю Хун раньше не была такой… необузданной, не так ли? Почему вдруг стала вести себя столь вызывающе, словно забыла все рамки?
Кормилица сердито фыркнула:
— Эти пустые, легкомысленные девки… Дашь ей чуточку лица — и она уже не помнит, кто она такая! Не переживайте, госпожа, я ещё покажу ей, где раки зимуют…
— Нет, — мягко остановила её Мяо Аньсу. — Я не это хотела сказать. Дело не в том, чтобы её наказать. Подумай сама — ведь Лю Хун не вчера пришла к нам, она давно служит у Сун Ханя. Почему же вдруг так изменилась? Что ей пообещал Сун Хань? Или она сама решила, что теперь будет рядом с ним навсегда? Сун Хань — человек хладнокровный и жестокий. Даже Цзи Хун это понимает… Почему же Лю Хун так уверена, что он будет относиться к ней иначе? Здесь явно что-то нечисто.
Кормилица нахмурилась, покачала головой — сколько ни пыталась, так и не смогла сообразить, в чём тут загвоздка.
Мяо Аньсу велела кормилице позвать Цзи Хун и оставила её наедине — они шептались почти четверть часа.
Цзи Хун колебалась, но в конце концов всё же кивнула.
Через несколько дней она сообщила:
— Вторая госпожа… второй господин пообещал Лю Хун сделать её наложницей!
Мяо Аньсу лишь холодно усмехнулась:
— И она поверила словам Сун Ханя? Пусть не забывает: если он и вправду хочет возвести её в наложницы, а я не соглашусь — ему придётся просить разрешения у моего свёкра. А ты сама подумай, разве мой свёкор из тех, кто станет обращать внимание на служанок и девок?
Цзи Хун нахмурилась, всё ещё в сомнении:
— Но судя по тому, как Лю Хун себя ведёт… она будто бы абсолютно уверена, что всё уже решено.
В комнате повисла тишина.
Обе молчали — и каждая понимала: какова была эта девушка, что шла в приданое, каков у неё характер — никто не знал этого лучше самой Мяо Аньсу.
Если Цзи Хун порой казалась немного медлительной из-за своей преданной прямоты, то Лю Хун, напротив, отличалась живостью ума и быстрой сообразительностью — даже чересчур. Она всегда умела держать нос по ветру и выбирать, на чью сторону встать.
Без полной уверенности в своих силах, разве решилась бы она так откровенно выступать против госпожи, помогая Сун Ханю подрывать её авторитет? Это уже не просто дерзость — это отчаянный шаг.
Неужели Лю Хун держит на Сун Ханя какой-то компромат?
В глазах Мяо Аньсу блеснул огонёк — она почти вскочила с места и возбуждённо сказала Цзи Хун:
— А ведь ты… ты, наверное, как раз и сможешь выяснить, откуда у Лю Хун такая уверенность, что она непременно станет наложницей Сун Ханя!
Цзи Хун кивнула.
Но время шло — уже подул осенний ветер, а никаких сведений так и не удалось раздобыть.
И в этот самый момент — в столицу, из Ляодуна, вернулся принц Ляо.
