На одно краткое мгновение Мин И почувствовала, будто в этих плотных потоках силы юань, что медленно пронизывали её кожу, скользили по изгибам тела, заключали в жаркое объятие — мелькнула капля… любви.
Даже если это и была иллюзия, в ней было что-то невыносимо нежное.
Боевые мастера не привыкли тратить силу просто так. Если не чувствует, не дрогнет. А он — тратит её на неё, щедро, без счёта.
Но она быстро пришла в себя — тихо, незаметно втянула обратно оставшиеся в её теле нити юань, боясь, что он может их ощутить. Эти следы могли выдать её слишком рано.
Хорошо, что Цзи Боцзай был сосредоточен не на этом. Он торопился — нет, не срывал с неё одежду, а грел. Его чёрная юань густая и тягучая, плотно обволакивала её тело, проникая вглубь, расправляя каждый мускул, согревая внутренности, согревая до того, что по спине прокатывались судороги.
На фоне её белоснежной кожи, эта сила казалась почти кощунственно-чёрной — как чернила на свитке из тончайшего шелка. И чем дольше он согревал её, тем глубже становился его взгляд. Тёплый — и жадный.
Он сдвинулся ближе.
— Да что ж вы… — она попыталась улыбнуться, взяв его за руку, но голос её дрожал.
Он не ответил. Только опустился к её шее, тёплым дыханием коснулся уха… а потом прикусил нежную мочку зубами. Медленно. Намеренно.
Мин И вздрогнула, когда он, не торопясь, прижал её к себе, приподнял и унёс за полог ложа, даже не спросив, хочет ли она.
Он знал ответ и без слов.
В отличие от прошлых ночей, он не спешил. Его пальцы скользили по её телу, обнажая кожу не торопливо, а будто расклеивая лепестки. Он целовал её — шею, плечи, изгиб спины — так, как будто хотел запомнить вкус каждой порции тепла. Словно за это время она стала для него необходимостью.
Её дыхание сбивалось. Тело горело. Каждый его жест был точен, выверен, и всё же в нём чувствовалось: он не может остановиться. Её груди подрагивали от его прикосновений, низ живота томно сжимался, а волны удовольствия накатывали раньше, чем он вошёл в неё.
Когда же он это сделал — размеренно, мощно — у неё перехватило дыхание. Мин И лишь вцепилась в его плечи и закусила губу, чтобы не застонать вслух.
Он двигался в ней так, будто сжигал остатки холодного дождя, наполняя её собой. До конца, до предела, пока не осталась только она — и он.
Утро наступило, но сна она так и не увидела.
Сначала тётушка Сюнь ещё оставалась у двери, охраняя покои, но под конец, видимо, уже не могла выносить доносящихся звуков — поспешно отступила далеко прочь. А заодно разогнала всех любопытных служанок и мальчишек, что дежурили поблизости. На следующее утро она даже не пришла звать господина и госпожу к завтраку, лишь велела кухне приготовить сытный обед и разослала слугам щедрые награды, мол, это господин в хорошем настроении распорядился.
Так вся усадьба погрузилась в праздничное ликование, будто наступил Новый год.
— Вот бы мне так… — с завистью протянула Чжантай, видя, как даже служанки при Мин И получили свою долю награды. — Мин И и впрямь удачно нашла господина.
Рядом стоявшая её служанка, опустив голову, тихонько сказала:
— Служанка всё же считает, что госпожа ваша устроилась куда удачнее.
При упоминании Сюй Ланя лицо Чжантай озарилось радостью. Она поспешно спросила:
— А он? Ответил на моё письмо? Говорил, когда за мной приедет?
Служанка покачала головой:
— Господин, похоже, в последнее время очень занят. Ответа пока не было.
— Занят? — Чжантай нахмурилась. — Танцовщиц в Сылэфане уже всех распустили, остались только послушные музыканты… Что ему там делать?
В душе Чжантай всё же закрались сомнения, но, погладив свой округлившийся живот, она немного успокоилась.
Пусть у Сюй Ланя уже есть жена, но та за пять лет так и не смогла родить, а этот ребёнок у неё — долгожданный, любимый. Он точно не бросит её. Сказал, что занят — значит, действительно занят.
Она как раз это думала, когда во двор вошёл мальчишка с весточкой:
— Госпожа Чжан, господин Сюй велел передать — нашёл замечательное место, где готовят целебные блюда для беременных. Хотел бы пригласить вас взглянуть.
Глаза Чжантай сразу засияли, она поспешно встала:
— Так он всё это время искал для меня подходящее место!
Мальчишка низко склонил голову, лица не разглядеть:
— Госпожа, вас просят подойти к задним воротам у кухни. Там уже ждёт повозка.
— Хорошо! — Чжантай кивнула, а затем обернулась к своей служанке: — Сходи, скажи Мин И, чтобы не волновалась, если проснётся и меня не найдёт.
Служанка было шагнула вперёд, но мальчишка преградил ей путь.
— Госпожа Мин вчера слишком устала, до полудня точно не проснётся. Вы не беспокойтесь — как только проснётся, я сам передам ей, что вы уехали.
На такие слова Чжантай только с радостью кивнула, поспешно принялась прихорашиваться перед зеркалом, заплела волосы, подправила румянец — всё, как полагалось женщине, идущей на встречу с любимым. Затем в приподнятом настроении направилась вместе с тем самым слугой к заднему двору у кухни.
Видимо, вся прислуга в поместье сейчас пировала за полученные награды — по дороге она ни с кем не пересеклась. Всё было удивительно тихо.
Тихо она и покинула двор, села в повозку — и всю дорогу прокручивала в голове, что скажет Сюй Ланю: и про ребёнка, и про заботу, и про то, как ей было его не хватало. Столько слов накопилось — она даже не знала, с чего начнёт.
Но когда повозка остановилась, первым, что она увидела, был сам Сюй Лань… наполовину обнимающий другую женщину. Оба только что вышли из ресторана.
Они были навеселе, не заметили стоящую в тени повозку. Сюй Лань наклонился, чтобы поцеловать ту девушку в синем платье, но та, слегка изогнув стан, запротестовала с ласковой укоризной:
— Вернёмся домой — тогда и целуй. Что люди подумают, если прямо тут?
Сюй Лань усмехнулся, хрипло проговорил:
— Дома или на улице — ты теперь моя новая наложница, где мне нельзя целовать?
