Каждую прядь Лу Ляншэн опускал в раствор, приготовленный по рецепту Даньшэна. Волосы, будто ожив, сами собой начинали переплетаться и завязываться в тугую нить. Затем он брал следующую прядь, соединял её корнями с концом предыдущей, и вновь погружал в жидкость. Волосы тут же сцеплялись, как будто были одним телом, единым существом. Потом следующая, и ещё одна.
И так, шаг за шагом, он продолжал плести и при этом, не сдерживая эмоций, рассказывал Сянсюэ, как по ней скучал. Чёрная верёвка, похожая на змею, вилась по полу комнаты, наматывалась кольцами, ползла по плитам и удлинялась с каждым часом. Где-то она была тоньше, где-то толще, но в руке ощущалась удивительно прочной.
Наконец, осталась последняя прядь. Его собственные волосы. Он взял нож, срезал их у самых корней и вплёл в самый конец. Держа в объятиях эту верёвку, на которую ушло больше трёх лет, он не смог сдержать слёз.
Эта нить, сотканная из жизни, всё же была короче той, с которой он когда-то спускался. А хватит ли её, чтобы вытащить Сянсюэ? Не оборвётся ли на самом краю? Он боялся об этом думать. Это была его последняя надежда.
Он обернул верёвку дважды вокруг своего тела, закрепил, а затем медленно стал опускать вниз тот самый конец, где были вплетены его собственные волосы. Чёрная нить уходила во тьму, словно в неё вцепилась чья-то невидимая рука и тянула к себе изнутри. При этом она казалась почти невесомой.
Пальцы дрожали. Он всё опускал и опускал нить и с замиранием сердца спрашивал:
— Сянсюэ, ты видишь её? Чувствуешь? Она рядом?
Долгие секунды тишины.
Верёвка уже почти закончилась, и у него не хватало сил даже говорить. Голос подступал к горлу комом. Он боялся, что Сянсюэ услышит в его словах не надежду, а отчаяние.
И вдруг:
— Ляншэн! Ляншэн! Я коснулась! Это она! Верёвка!
Он опустился на колени, в полном изнеможении, будто в одно мгновение вышли все силы.
— Завяжи её покрепче вокруг талии! — крикнул он. — Держись крепко!
Он начал тянуть. Сянсюэ, вцепившись в верёвку, попыталась помочь ему. Шаг за шагом она словно карабкалась по отвесной стене вверх. Иногда они оба останавливались и отдыхали, но даже тогда Лу не отпускал верёвку ни на миг. Он больше не мог себе позволить ослабить хватку. Никогда.
Он держал её не только руками, но всей душой. На том конце была не просто его жена. Там был его выбор, его вина, его любовь, его жизнь.
На этот раз она казалась лёгкой, как младенец. И хотя голос Сянсюэ всё так же звучал у уха, как раньше, одно стало ясно: она приближалась. Нить становилась короче. Она поднималась.
Он впервые заметил в темноте очертания тела.
— Сянсюэ!.. Я вижу тебя! Ты почти рядом! Ты рядом!.. — закричал он, задыхаясь от рыданий.
Он говорил ей, что теперь они всегда будут вместе, днём и ночью, никогда не расстанутся. Говорил, что сейчас лето, всё вокруг в цвету и она должна скорее подняться, чтобы это увидеть. Он обещал больше не играть в го, а проводить время с ней, говорил, что в соседнем квартале открылась новая закусочная с жареным гусём, её любимым.
И вдруг она подняла голову. Сянсюэ смотрела вверх, прямо на него.
— Ляншэн… а где ты? Почему я тебя не вижу?
Он застыл.
Из провала поднималась не та Сянсюэ, которую он помнил. На ней были рваные, в грязи и гнили лохмотья. Руки и ноги торчали, как паучьи лапы, вытянутые в неестественном виде. Лицо её оказалось мёртвенно-синим, ведь кожа не видела солнца слишком долго. Из густых волос остались жалкие пряди. В её глазах зрачков не было. Она ослепла.
Он начал дрожать. Губы его задёргались. Он не смог произнести ни слова.
— Сянсюэ…
Он больше не тянул. Его руки остановились.
Сянсюэ, хотя и ничего не видела, почувствовала, что воздух стал другим. Ветерок. Настоящий, живой ветер коснулся её кожи. Солнечный свет, пусть слабый, но тёплый, прошёлся по плечам. Она знала, что выход совсем рядом. И Ляншэн, её любимый, где-то тут стоит и ждёт.
И вдруг… скрип, как будто что-то начало ослабевать. Верёвка, так надёжно связанная, начала расплетаться.
— Ляншэн?.. — с тревогой позвала она.
Лу смотрел в бездну расширенными глазами. Ужас и растерянность выжгли всё прочее. Где-то в глубине души звучал голос: «Не отпускай. На этот раз не отпускай. Никогда больше…»
Однако в следующее мгновение он увидел, как нижняя часть верёвки распадается и рассыпается в прах.
Это была та самая часть, что вплетена из его собственных волос.
— Ляншэн!
Он услышал лишь крик. Последний крик.
А потом — пустота. Сянсюэ исчезла. Исчезла навсегда. И Лу Ляншэн пал в вечную ночь.
Его отчаянный звериный вопль разнёсся по горам. Он протянул руки к провалу, как к ране, которую не закрыть.
И чёрная верёвка, сплетённая из трёх лет жизни, в одно мгновение взорвалась, словно неведомая сила разметала её на тысячи обрывков. Волосы закружились в воздухе, как тёмный снег, без конца и покоя.
Они падали и падали…
В этом нескончаемом снежном вихре исчез Лу Ляншэн.
