Предводитель мятежников Юэ стоял перед толпой и с яростью перечислял преступления своего императора. Заодно он обвинил и Великую Ци.
Цинши, принцесса Ци, теперь же императрица Юэ, была подвешена на дыбе. Её измождённое тело выставили напоказ. Они хотели показать, что даже такая высокородная женщина может быть унижена, растоптана, повержена.
Цинши смотрела вдаль пустым взглядом, словно бездушная кукла.
И всё же взгляд её был устремлён в одном направлении, словно она смотрела сквозь толпу, сквозь стены, сквозь тысячи ли туда, в столицу Ци. Туда, где улицы ей знакомы до каждой трещинки, где стоит её родной дом, где во дворе под грушевым деревом стоит Юнь Шэн. Туда, где один человек всегда смотрел на неё так, как не смотрел никто. Она пересекла горы и реки ради того, чтобы быть рядом с ним.
Мятежники били её. Для них это было словно избиение Великой Ци, унижение короны Юэ.
Но Юнь Шэн знал, что Цинши просто… девушка.
Девушка, которая любила ловить светлячков летом.
Которая бережно хранила старую, грубо вырезанную им шпильку.
Которая чаще всего говорила одно-единственное слово:
— Юнь Шэн.
Толпа под эшафотом ликовала.
А она всё смотрела вдаль, пока не смогла больше поднять головы.
Пока не иссяк голос.
Пока не захлопнулись веки.
С последним выдохом она прошептала:
— Юнь Шэн…
Он обещал, что всегда будет рядом.
Но в конце — он не успел.
Она умерла… под плетью.
Юнь Шэн проснулся в холодном поту. Он сжал грудь, не в силах дышать. Тело, некогда прошедшее сквозь тысячи битв, согнулось от боли.
Никогда раньше он не чувствовал себя таким сломленным.
Цинши. Цинши.
Она была всей его жизнью. Всем, ради чего он когда-либо жил.
Промучившись всю ночь на кровати, на следующий день он поднялся в прекрасном расположении духа. Он сказал, что хочет прогуляться по террасе Цитянь. Никто не осмелился воспрепятствовать.
Великий Защитник Государства, служивший трём императорам, он медленно, с хриплым дыханием, шёл по террасе Цитянь.
Это место было для него священным и неприкосновенным.
Он остановился в самом центре и поднял голову к небу.
Наверное, именно это небо видела тогда Цинши.
И, может быть, у неё была такая же боль в сердце.
Та же любовь. То же сожаление.
Он обвёл взглядом всё вокруг, склонился и трижды поклонился:
— Да живёт моя страна вечно! Да процветает мой народ! Да будет мир вечным!
Голос был хриплым. Лоб упёрся в камень. Он долго не мог подняться.
Потом он встал, и шатаясь пошёл вниз.
Проходя мимо места, где когда-то стоял как страж, он остановился.
Теплый ветер дул ему в спину. Он невольно оглянулся, словно солнце было не на своем месте, и увидел, как с неба падают цветы груши. Принцесса Цинши в красном платье с широкими рукавами стояла в центре террасы Цитянь.
В её взгляде были и вызов, и боль, и бесконечная нежность.
Он снова был молод, и старая броня дворца принцессы сверкала на нём.
Он протянул руку, забыв обо всём:
— Цинши, я заберу тебя. Идём … домой?
В её взгляде что-то дрогнуло, брови изогнулись, уголки губ приподнялись в лёгкой улыбке, и она ответила ему одно только слово:
— Да.
