Был полдень в конце февраля. Сили пришла на сцену театра в саду Летающих Персиков…
Император Бо-Е, прозванный Невоздержанным Небесным Владыкой, при жизни особенно любил сад Фэйтаоюань. Здесь росли десятки сортов персиков — и в тёплые весенние месяцы цветущие деревья словно заволакивали небо облаками лепестков. Казалось, сам воздух здесь был соткан из лепестков и благоухания. Однако взгляд Вэй Сили — вовсе не останавливался к этой ослепительной красоте, а фиксировался к резным орнаментам, покрывавшим закрома театра.
— И справа, и слева, и сверху, и снизу — повсюду орнаменты! Бесконечные, дивные, изумительные! — восторженно воскликнула она.
С раннего детства Сили испытывала непреодолимое влечение к орнаментам. Кто способен их прочесть, тот знает: они — не просто узоры, а письма к небу, зашифрованные просьбы о благополучии. Каждый узор был как амулет, полон жизненной силы, стоило лишь взглянуть на него или приколоть к одежде — и казалось, удача сама поворачивается лицом.
— Все они такие прекрасные, глаза разбегаются, сердце не нарадуется…
Сили вынула кисть и бумагу, и принялась копировать увиденные узоры. Даже если орнамент один и тот же, у разных мастеров он получал свою душу, свой характер. Две вещи — и обе уникальны: одно только это уже волшебство.
Позже она хотела вырезать их из бумаги — изящным искусством цзяньчжи, с которым она была прекрасно знакома. Такие силуэты вешали на окна и стены, превращали в вышивки, раскрашивали ткань, а то и дарили — как оберег.
— Если ты так будешь восторгаться каждым узором, — проворчал Ванъянь, полулежа у колонны с раскрытым альбомом диковинных пыточных приспособлений, — то к вечеру будешь валиться с ног. В конце концов, весь дворец усеян орнаментами.
— Правда!? Значит, и в уборных есть редчайшие узоры?! — вспыхнула Сили.
— Э-э, вы не думаете… — он оторвался от книги. — Вы же не собираетесь, ну… взглянуть на уборную?
— В Цуймэй, на дверях отхожего места, вырезан узор с «тремя весенними цветами»! А уж если у наложниц так, то каков же туалет Его Величества? Он, наверное, сверкает узорами как дворец Нефритового Неба!
— Только не говорите, что и туда полезете… — простонал евнух.
— Ну, хоть одним глазком, пусть даже снаружи!
— Это не вопрос любопытства. Это опасно! Вас примут за убийцу! Если уж и лезть, то в Чжусинсюань — Его Величество туда почти не заходит. Меньше риска попасться.
Стоило Сили незаметно вложить серебряную монету в ладонь Ванъяню — и его ропот сменился на услужливую улыбку. В этом дворце взятки открывали двери не хуже ключей.
К вечеру того же дня Сили уже стояла на коленях в главном зале Хэнчунь.
— Вэй Жуйхуа. Ты хоть понимаешь, что натворила? — холодно осведомилась императрица Цзя, взирая с трона.
— Понимаю, — кротко ответила Сили. — Я взобралась на крышу Чжусинсюаня и опрокинула чернильницу.
— Пролить чернила прямо на лицо императора — ты хоть понимаешь, насколько велико твое прегрешение?
— Понимаю.
Чжусинсюань… Название изысканное, но в действительности это было не что иное, как императорская уборная.
В тот день, переодевшись в младшего евнуха, Сили направилась к Чжусинсюаню. Стены и крыша этой уединённой постройки были покрыты причудливыми орнаментами. Особенно впечатляли круглые терракотовые навершия на краях черепицы. Каждый был с уникальным узором. Впечатлённая, Сили взобралась по лестнице и с увлечением начала копировать рисунки.
Но, увлёкшись, она не заметила, как чернильница перевернулась… И чернила пролились. Прямо в тот момент, когда император вышел наружу.
— Откуда мне было знать, что он там?! — горестно подумала она.
— Когда мне доложили, я не поверила, — императрица сжала губы. — Не только взобралась на крышу уборной, но ещё и обрушила на императора поток чернил… Это уму непостижимо.
— Признаю вину и прошу пощады.
Сили склонилась в поклоне. Иного выхода всё равно не было.
— А если бы это была не чернильница, а яд? Страшно представить. К счастью, Его Величество не пострадал, но гнев его был неописуем.
Разумеется, гневался он не зря. Любой, выйдя из уборной и получив на макушку струю чернил, рассвирепел бы.
— Наказать Вэй Жуйхуа двадцатью ударами палкой, — провозгласила императрица.
Кроме того, она велела сослать Сили на месяц в храм Тяньцзин, где та должна была ежедневно убираться, переписывать сутры и очищать душу.
— Благодарю за снисхождение, — с вежливым поклоном произнесла Сили, но внутри лишь подумала:
(В следующий раз буду осторожнее.)
И, судя по выражению её лица, о покаянии речи не шло.
— И что ты скажешь? Больно? — спросил Ванъянь спустя три дня, подавая руку Сили, когда она ступала с носилок у врат храма.
— Не так уж и больно, — фыркнула она. — Я думала, будет хуже.
— А ты как думала? Я ведь не просто так тебе помог. Отстегнул пару серебряных монет нужным людям — и вуаля, палки бьют мимо.
Он гордо расправил плечи.
— В этом деле нужен подход. Бить — так чтоб грохот стоял, но синяков не было. Всё дело в опыте.
— Вот почему мне почти не было больно. Сколько ты им заплатил? Я верну, — нахмурилась Сили, усаживаясь в паланкин.
— Не стоит. Я просто использовал серебро, которое вы мне сами недавно дали, — беззаботно отмахнулся Ванъянь.
— Нет уж. Я терпеть не могу быть в долгу. Как вернусь во дворец — обязательно отдам.
— Лучше забудьте про деньги и сидите спокойно, не влезайте в неприятности. В прошлый раз император весь в чернилах вышел — гневался, как никогда. В следующий раз, уж простите, не стану покрывать ваши проделки.
Сили бросила пару ленивых слов в ответ, и, задрав голову, уставилась на стоящий по ту сторону склона, в храм Тяньцзин.
Крыша его с четырьмя изогнутыми углами была покрыта блестящей глазурованной черепицей, что сияла на солнце, словно омытая божественным светом. Огромные алые колонны отражали солнечные лучи, словно пылали изнутри. Главные ворота были окрашены в киноварь, а на створках — резные изображения поющих в унисон луани и феникса: священные птицы, символизирующие союз мужчины и женщины, символ супружеской гармонии.
— Этот храм ведь построен в память о любимой наложнице покойного императора, верно? — спросила Сили.
— Так и есть. Формально здесь поклоняются Чанъэ, но статуя богини на алтаре вырезана по облику покойной наложницы Пунин, — ответила Юго, расправляя над Сили зонтик.
— Бедняжка Пунин… Смерть у неё была жуткая.
— Ты о Деле Сгоревшего Дракона? Слышала, что это была настоящая трагедия, — вмешался Ванъянь.
Пунин, наложница императора Фэнши, была обманом заманена на верхний этаж одной из башен и сожжена заживо. За этим стояла низверженная императрица Ся, охваченная завистью к сопернице.
Но если бы дело было только в этом, оно не вошло бы в анналы истории под собственным именем. Страшную славу делу принесло другое.
Услышав о пожаре, император Фэнши лично бросился в охваченный пламенем павильон, несмотря на отчаянные попытки слуг остановить его. Огненная стихия бушевала вовсю, но он прорвался сквозь пламя — чтобы спасти Пунин. Увы, когда он вытащил её из огня, она уже была мертва.
— Говорят, её лицо стало неузнаваемым… Лишь по одежде смогли понять, что это она, — шепнула Юго.
Фэнши получил тяжелейшие ожоги и вскоре скончался. Его гибель, сожжение «дракона» — воплощения императора — и стало основой для названия дела: Дело Сгоревшего Дракона.
Ся утверждала, что хотела убить лишь Пунин, но вовсе не покушалась на императора. Однако за измену трона её род был истреблён полностью.
— Потому и построили храм Тяньцзин прямо на месте пожара, — кивнул Ванъянь.
— Чего?! Прямо на месте?! — глаза Сили полезли на лоб.
— Конечно. Разве ты не знала?
Он зевнул, а Сили застыла как вкопанная.
— Э-это… Это же жуткое место! Здесь… не бывает привидений?
— Ну, как сказать… Ходят слухи. Например, свечи сами гаснут, даже если нет ветра, — загибал пальцы Ванъянь. — Слышны женские рыдания, статуя на алтаре поворачивается сама собой, а цветы начинают гореть.
— Да и служащие здесь постоянно болеют. Кто-то говорит, что это место проклято. Персонал в храме меняется чуть ли не ежемесячно — никто не задерживается дольше полугода.
Сили побледнела.
Её представления о «службе в храме» рушились на глазах. Она-то думала, что это будет что-то вроде уединённого отпуска, а императрица Цзя, оказывается, отнюдь не так великодушна.
— Госпожа Жуйхуа! Куда вы?! — всполошилась Юго, когда Сили развернулась и стремительно побежала обратно вниз по склону.
— Я кое-что забыла в павильоне Цуймэй, надо срочно вернуться! — выкрикнула она на бегу, задрав юбку, чтобы не мешала.
(Мне нужен оберег! И как можно скорее!)
Сили до ужаса боялась привидений.
Тем временем в покоях Дэнъингуна, где ныне проживал бывший император Чунчжэн, а ныне Тайшанхуан, проходила традиционная аудиенция.
Этот дворец был некогда резиденцией императора Жэньци и славился уединением и изысканностью.
— Ваш сын почтительно приветствует отца и матушку, — с поклоном произнёс нынешний император Гао Чуэйфэн, опускаясь перед парой на позолоченных тронах.
На них восседали его отец, Тайшанхуан, и мать — бывшая императрица Ли.
Отец, хотя и приближался к шестидесяти, выглядел по-прежнему статным и полным силы. В его облике царила та властность, что напоминала Чуэйфэну о собственной незрелости.
Мать тоже была величественна — за пятьдесят, с непоколебимым достоинством женщины, что некогда повелевала всем гаремом. Её строгий взгляд заставлял затаить дыхание.
Перед ними он всегда чувствовал себя неловко.
— Говорят, у тебя в гареме появилась весьма необычная наложница, — с едва заметной улыбкой сказал отец, как только Чуэйфэн сел.
— За всё время существования дворца я не припомню случая, чтобы кто-то облил императора чернилами с крыши уборной.
— Жаль, не удалось увидеть собственными глазами, — добавила бывшая императрица Ли с ледяным весельем в голосе.
Император нахмурился. Ему было вовсе не до смеха.
(Никогда ещё я не встречал такой наглой женщины!)
То, что она поднялась на крышу Чжусинсюаня, само по себе было странно. Но то, что она облила его чернилами с головы до ног, стало верхом безрассудства.
И при всём при этом, когда она спустилась вниз, первым её делом было не извиниться, а… поднять опрокинутую чернильницу!
(Она хоть понимает, кого облила? Или у неё вообще инстинкта самосохранения нет?!)
— Слыхал, императрица Цзя велела высечь её… Жалко, конечно. Только вошла в дворец — и уже такое воспоминание, — покачал головой Тайшанхуан.
— Она сама виновата. Нечего её жалеть, — холодно заметил Чуэйфэн. — Не будь таким черствым, — мягко возразил Тайшанхуан, — Нестандартные наложницы часто куда интереснее остальных. Не скрою, твоя мать — императрица Ли— тоже была незаурядной женщиной. Едва оказавшись во дворце, она тут же ослепила меня своим блеском. Сначала она пленила мой взгляд… а затем — и сердце.
