Циюэ посмотрела на свои светлые, аккуратные пальцы, лежащие на барной стойке. Их жизни теперь были совершенно разными.
К ним протиснулся невысокий худощавый мужчина средних лет, в синей рубашке и жёлтом галстуке. Он что-то сказал Аньшэн с улыбкой. Она легко и нейтрально ответила пару фраз и вернулась к подруге.
— Как надолго ты в Шанхае? — спросила Циюэ.
— Я приехала, чтобы немного заработать. Сейчас рынок недвижимости на подъёме. Потом снова отправлюсь на север. Хочу доехать до Синьаньлина, до Мохэ. Хочу посмотреть, как там.
— А не хочешь поехать в Тибет? Найти вдохновение для новых картин?
— Нет. Это глубокое, синее, молчаливое небо уже испортили люди. И… — она замолчала, сделала глоток и договорила: — Я уже бросила рисовать.
— Почему? Ты всегда так любила это.
— Помнишь, ту картину, которую я подарила тебе на день рождения? — Она отставила стакан. — Это была моя последняя. Холод этой воды… он сковал меня. Заморозил.
Аньшэн снова выпила.
— А ты, Циюэ? Ты ещё пишешь? Раньше, когда мы участвовали в конкурсах сочинений, ты всегда выигрывала. А мои тексты учителя ругали, называли их нездоровыми и депрессивными, — она усмехнулась. — Но, честно говоря, я всегда считала, что пишу лучше, чем ты.
— Ты всё ещё любишь Хемингуэя?
— Да. Я читала его в дороге. Он — тот, кто дал мне смелость. Иногда я думаю: когда он приставлял дуло к губам, о чём он думал в ту секунду? После этого я начала писать. Постоянно. Циюэ, я всё время пишу на настоящей бумаге, от руки. И, может быть, когда-нибудь найдётся издатель, который выпустит мою книгу.
Она замолчала, а потом тихо добавила:
— Мы ведь так много теряем… Писательство — мой способ спасти себя. И Бог не должен отнимать это у меня.
Снова заиграла оглушительная музыка. Кто-то закричал на танцполе, в воздухе пахло потом, алкоголем, движением.
— Я объехала весь юг Китая: юго-запад, юго-восток, центральные провинции. Работала кем только можно. Преподавала в деревенской школе, рисовала портреты на улицах, танцевала стриптиз в клубе, раскрашивала рекламные щиты под открытым небом. Иногда напивалась в захолустье до потери сознания, и никто даже не замечал. Я уже забыла, где у меня дом. Я давно не общаюсь с матерью. Думаю, теперь мой дом — это то, что я несу на спине, внутри своей души.
Она взглянула на пустой стакан, в котором почти не осталось льда, и усмехнулась.
— А душа, знаешь… Иногда она такая пустая. А иногда такая тяжёлая.
Аньшэн снова улыбнулась.
Она почти допила целую бутылку.
— Почему бы тебе не найти человека, который тебя по-настоящему любит, Аньшэн?
— Есть один. — Она осушила бокал и кивнула бармену налить ещё. — Это владелец агентства, где я работаю. Он хочет увезти меня за границу. Правда, сейчас разводится с женой. — Она усмехнулась, слегка покачнувшись. — Он уже почти вдвое старше меня. Может, и как отец бы мне подошёл.
— Ты могла бы встретить кого-то… подходящего.
— Подходящего? — Аньшэн запрокинула голову и хрипло рассмеялась. Голос её стал резким от алкоголя и табака. — А что это вообще значит, «подходящий»? Это про деньги? Про душу? Про тело? Или про чувства? Всё это должно быть в наборе? Как коробка конфет с правильным вкусом?
