Работа в банке для Циюэ была комфортной и стабильной. Зарплата, соцпакет, уважение — всё на месте. Семья была спокойна. Все ждали только одного: когда Цзямин вернётся, чтобы сыграть свадьбу.
Однажды, за семейным ужином, мать неожиданно заговорила об Аньшэн:
— Эта девочка… на самом деле, она способнее тебя, Циюэ. Просто судьба у неё не такая.
Мать всегда питала симпатию к Аньшэн, которая вечно крутилась в их доме, не стеснялась проситься на ужин, могла пошутить, похвалить мамины блюда, прижаться, по-своему льстиво ласкаясь. Циюэ тоже это понимала. Пусть внешне она и красивее, но Аньшэн была девушкой с особой притягательностью, со своей неповторимой, даже опасной грацией.
Цзямин однажды сказал:
«Аньшэн — как редкое, странное растение, источающее сильный, тревожный аромат. И его цветы слишком прекрасны, чтобы не вызывать страх».
А Циюэ… она просто была счастлива. Иногда, сидя в просторном офисе с централизованным кондиционированием, с кружкой воды в руках, глядя на вечерний город сквозь окно, она думала: «После работы мне позвонит Цзямина, дома — мамины тушёные рёбрышки с редькой. Я, наверное, готова быть женщиной, в лице которой всё больше спокойствия и всё меньше порывов».
Как-то раз в операционный зал зашла группа французских студентов, туристов. Среди них Циюэ заметила девушку с толстыми косами. Та была в розовой майке без нижнего белья, и под тонкой тканью угадывались изящные линии груди. В этом провинциальном городе, с его укладом и приличием, подобное было бы невозможно для местных девушек. Но Аньшэн всегда была именно такой.
Как тогда, в тринадцать, когда она скинула обувь и стремительно взобралась на дерево. Тогда она протянула руку и сказала:
— Циюэ, иди ко мне!
Циюэ не умела лазать по деревьям. Она лишь стояла внизу, задрав голову, и смотрела на Аньшэн, как на птицу, парящую в листве. Может быть, уже тогда, ещё ребёнком, она подсознательно сделала выбор.
Оставить Аньшэн на ветке одну. Отчасти потому что не могла иначе, отчасти из чуства страха. И ещё потому, что она знала, что хочет другого.
Снова приближалась осень. Циюэ в обеденные перерывы начала ходить с коллегами по свадебным салонам. Они заходили в один за другим, перебирая кружева, фату, жемчуг и перья. Она проводила рукой по лёгким тканям и чувствовала сладкое волнение внутри.
Цзямин не звонил. Он не прислал дату возвращения. Даже когда она сама набрала его номер, на другом конце слышалась только запись автоответчика. За все эти годы надёжный, мягкий Цзямин никогда ещё не заставлял её чувствовать такое замешательство. И вдруг в душе у неё возникло что-то тёмное, будто тень. Предчувствие.
Циюэ звонила снова и снова. Она верила, он обязательно снимет трубку. И вот в одну из глубоких ночей он ответил. Его голос был хриплым и уставшим, будто издалека:
— Это я. Цзямин.
— Почему ты до сих пор не вернулся? — прошептала Циюэ.
— Прости меня, Циюэ… — в его голосе слышалась неуверенность, как будто он выпил. — Мне нужно ещё немного времени. Совсем немного… чуть-чуть.
— Цзямин, о чём ты сейчас говоришь?
— Дай мне ещё чуть-чуть времени, Циюэ… — голос его дрогнул, будто он вот-вот заплачет. И тут связь оборвалась.
