Циюэ долго сидела, не двигаясь. Этот мужчина… Она встретила его, когда ей было шестнадцать. Она ждала восемь лет, а теперь, когда до свадьбы оставалось совсем немного, он вдруг просит отсрочки?
Она не могла его потерять.
В ту же ночь Циюэ взяла отгул и купила билет на поезд до Сианя.
— Циюэ, что-то случилось с Цзяминем? — мать с тревогой смотрела, как дочь торопливо собирает вещи.
— Мама, я должна вернуть его домой.
Поезд мчался день и ночь, с глухим рокотом рассекая бескрайние поля.
Это было её первое настоящее путешествие. До этого она никогда не покидала родного города. Единственный раз — в Шанхай, к Аньшэн, но Шанхай совсем рядом. Так недалеко, что даже уезжать по-настоящему не приходилось.
Циюэ сидела в вагоне и слушала, как со всех концов Китая звучит путунхуа, и думала: «Что же увидела Аньшэн, странствуя так далеко?»
То же самое, что с ветвей дерева открывалось её глазам: поля, речушки, дороги… Всё это было красиво, но ни одно из этих мест не стало домом.
В Шанхае Аньшэн, пьяная, кричала сквозь слёзы: «Забудь меня». Она хотела разорвать последнюю ниточку, которая связывала её с прошлым?
Циюэ прижалась щекой к холодному стеклу и тихо заплакала.
Когда им было по семнадцать, именно она стояла на перроне и провожала Аньшэн в её первое большое бегство. Она знала, как одинока и бедна подруга, но что она могла ей дать? Этим вопросом Циюэ мучилась с тех пор, как поняла, что не может найти ответа.
В покачивающемся вагоне, в тёмном коридоре памяти, перед глазами всплывали образы:
улыбка Аньшэн в солнечном дворе,
её голос: «Пойдём на стадион!»,
резкий аромат камфорного дерева,
белое платье, развевающееся на ветру,
её тихие рыдания в темноте, как у раненого зверя,
разбитый нефритовый браслет,
рука, машущая ей из окна уходящего поезда,
и неровный детский почерк писем: «Циюэ, я одна поехала в поля, упала с велосипеда…»
Наконец поезд прибыл на вокзал Сианя. Бледная и уставшая Циюэ сошла с платформы. Она поймала такси и отправилась по адресу общежития Цзямина. Сердце стучало всё громче.
Пятый этаж. Дверь была заперта. Циюэ постучала. Никто не откликнулся. Восемь утра. Где он мог быть? Она поставила сумку у стены и, прижав ладони к вискам, присела прямо на лестничной площадке.
Вдруг девушка услышала шаги. Она подняла голову.
Цзямин поднимался по лестнице с пакетом китайских лекарств. Рядом — девушка в чёрном, с распущенными длинными волосами. Она ласково прижималась к его плечу, будто нуждалась в защите.
Циюэ медленно поднялась. Она смотрела на Цзямина, не отрываясь. Мысли исчезли, осталась только белая, глухая пустота.
— Циюэ… — растерянно произнёс он.
Девушка обернулась. Пряди соскользнули с лица. Тёмные глаза. Высокий лоб. Белые зубы. Кто же, как не Аньшэн.
Циюэ, всё ещё держа сумку, как во сне, вошла за ними в комнату. Здесь было чисто, всё аккуратно. На столе — стеклянная ваза с цветами. На кровати — чёрная кружевная ночная рубашка. Рубашка Аньшэн.
— Цзямин утром пошёл со мной в больницу. Я вернулась из Дуньхуана больной, — Аньшэн протянула Циюэ чашку с горячей водой и закурила.