Циюэ посмотрела на Цзямина. Он избегал её взгляда.
— Ты не вернёшься домой, Цзямин?
— Нет, Циюэ. Я не могу. — Голос его был твёрдым, как камень.
Она замолчала. Страх и ярость смешались, руки задрожали. Она подошла к Аньшэн.
Слёзы покатились по её щекам.
— Аньшэн, я не знаю, чего ты хочешь. Всё это время я пыталась понять, что я могу тебе отдать, что могу разделить с тобой…
— Я люблю Цзямина. Я хочу быть с ним, — сказала Аньшэн.
Циюэ собрала всю волю в кулак и, не выдержав, отвесила ей звонкую пощёчину.
— Аньшэн!
Её голос отразился эхом на пустынной ночной улице.
Она бегала по городу, звонила, искала. Отчаяние охватывало её, с каждой минутой нарастая как волна.
Она устала и опустилась на пол. Цзямин поднял её на руки.
— Прости меня, Циюэ.
— Скажи мне, ты любишь Аньшэн или меня? Почему ты молчишь? Почему не можешь сказать?
Цзямин лишь крепче прижал её к себе. Он ничего не ответил.
Аньшэн ушла без гроша в кармане. Она не могла уехать далеко, это не в её духе. И она не была из тех, кто сдаётся. Значит, возможно, снова в одном из баров.
Они обошли их один за другим, но нигде её не было.
— Циюэ, иди, отдохни. Я продолжу поиски, — сказал Цзямин.
— Нет. Я найду её. — Циюэ сдерживала слёзы. В её памяти стояло бледное лицо Аньшэн, с чётким отпечатком ладони. Те глаза… в них жила тьма. И всё же она тогда спокойно улыбнулась и убежала.
Циюэ не понимала, почему ударила её. Она никогда прежде не злилась на Аньшэн. Никогда не позволяла себе вспышек.
Аньшэн никогда не имела того, что было у неё. В детстве было так, и во взрослой жизни тоже.
И вот они увидели её. В витрине магазина. Она не была пьяна. Аньшэн просто сидела, свернувшись калачиком, на ступеньке, закутавшись в куртку. Вокруг валялись окурки и пепел.
— Холодно… — прошептала она, увидев их. Она улыбнулась сдержанно и тихо. Одинокая и отрешённая.
— Пойдём домой, Аньшэн, — Циюэ не решалась взять её за руку.
Она просто сказала это, опустив голову.
— Ладно. Домой… — Аньшэн стряхнула пепел и поднялась. — Цзямин… — тихо позвала она, обернувшись. — Цзямин, обними меня и увези домой. Я так замёрзла, что совсем окоченела…
Он прижал к себе съёжившуюся, словно раненый зверёк, Аньшэн. Его лицо склонилось к её холодным, пахнущим улицей волосам.
На следующий день Аньшэн потеряла сознание. Поднялась высокая температура. Тело, измождённое блужданиями и алкоголем, не выдержало. Цзямин отвёз её в больницу, а Циюэ готовилась к отъезду.
В зале ожидания они сидели рядом и почти не говорили.
— Позаботься о ней, Цзямин.
— Я знаю.
— Я очень тебя люблю, Цзямин, — сказала она, глаза её блестели от слёз. — Думаю, я никогда не говорила тебе этого прямо…
— Ты действительно ни разу не говорила, — в голосе Цзямина тоже звучала боль. Он притянул её к себе и крепко обнял. — Вы обе… вы словно части одного целого. Вы как будто одна и та же.
— Я вернусь домой 24 ноября и буду ждать тебя месяц. Я не позвоню тебе ни разу. Если ты приедешь — мы поженимся. Если нет, значит, нам не суждено. Я не буду тебя винить.
Цзямин смотрел на неё пристально. В её глазах была решимость.
— Цзямин, подумай хорошенько. Про меня, про Аньшэн, про то, останешься ли ты в Пекине или вернёшься домой. Выбор только один.
Она сняла со своего запястья зелёный нефритовый браслет и протянула ему:
— Возьми. Храни его пока. Аньшэн с детства знала, что именно я люблю больше всего. И, знаешь, я всё время думала, что на самом деле она любила не тебя, а именно этот браслет.
