Цзи Боцзай был человеком умным. Он понимал: в их положении война — не лучшее решение. Принять условия, предложенные Му Син, — самый разумный путь. Это и времени сэкономит, и сил.
Но он… он всё же заявил, что следует быть готовыми к войне против Му Син.
Не Сю горестно вздохнул, не удержавшись от бормотания:
— Знал бы раньше… тогда зачем всё это?..
— У господина не было выбора, — тётушка Сюнь, поддерживая его под руку, аккуратно усаживала, глаза её были полны сострадания. — Не женись он на Хэ Лунь — Му Син бы не согласился выступить в поход. А ведь Чаоян уже стоял у самых врат… Если бы господин не повёл войска, Му Син не обрел бы того духа, чтобы одолеть Чаоян.
Если бы та битва не состоялась, он и госпожа Мин могли бы уже быть в плену у Чаоян.
— Но госпожа Мин… ведь она была ни в чём не повинна. Пусть бы хоть словом предупредил…
— А как бы ты это себе представлял? — тётушка Сюнь покачала головой. — Сказать ей: «Подожди немного, я сперва женюсь на другой для виду»? Да барышня Мин не из тех, кто будет терпеть ложь. В её глазах и пылинки не утаишь. Она не такая, как прочие женщины — для неё есть только господин. С самых ранних дней она лелеяла мечту об обряде поклонения у брачного алтаря. А господин?.. Он ведь даже не пошёл просить императорского дозволения на брак. Видно, считал, что женитьба — лишняя морока. А теперь вдруг — жениться на принцессе? Как ей было это принять? Виноват в этом, конечно, сам господин. Женись он на барышне Мин вовремя — и всё было бы иначе. Но ему казалось, что брак — это цепи.
Впрочем, так оно и есть. Человек, привыкший к вольной жизни, не захочет быть связанным одной женщиной.
Тётушка Сюнь взглянула на лежавшего с плотно сомкнутыми глазами:
— Что ж… может, он и переживёт это с горяча. А потом повстречает другую — и всё забудет.
И правда. Господин всегда был человек лёгкий на сердце. А госпожа Мин, скорее всего, уже не вернётся. Значит, со временем он и вправду отпустит её из сердца.
Не Сю смотрел в окно — и всё больше думал о Мин И.
Юная девушка, потерявшая любимого… не натворит ли чего в отчаянии?
…
Нет.
Мин И не сделает глупости.
Она шагала по улице Чанъяо, когда взгляд её упал на стоявшую у обочины пайфан — табличную арку добродетели.
Этот пайфан был установлен в честь одной женщины, которую муж изгнал из дома. Та, несмотря на позор и унижение, отвергла всех, кто пытался добиться её руки, и хранила верность бывшему супругу долгие двадцать лет. Более того — воспитала его дочь. За это её и увековечили, чтобы, дескать, другие женщины равнялись.
Подразумевалось, конечно, вот что: мужчинам дозволено быть бессердечными, а женщинам — только верными. Мужчина может иметь трёх, четырёх жён, а женщине подобает быть с одним до конца. Мужчина может в любой момент тебя бросить, а ты обязана стоять на месте, глядя ему вслед с преданной тоской.
Мин И смотрела на пайфан без всякого выражения. Молча.
Затем подняла руку и мягко коснулась древнего камня ладонью.
В ту же секунду табличная арка рассыпалась в прах. Взметнулась серая пыль — и густым облаком осела на голову какого-то учёного, как раз распинавшегося перед прохожими с поучениями о женской добродетели.
Позади раздались возгласы изумления и испуга.
Мин И продолжала идти вперёд — шаг за шагом, не оборачиваясь, пока снова не достигла внутреннего двора бывшей резиденции городского правителя.
Она никогда не отличалась особой склонностью к управлению. Внутренние дела Чаоян с самого начала вели люди, которых назначил Цзи Боцзай. И всё же, вернувшись, первым делом Мин И лишила этих людей власти, передав управление тем, кого рекомендовал Шэ Тяньлинь.
Этим шагом он был явно обеспокоен:
— А как же Император?
— Это его собственные слова, — ответила Мин И спокойно. — Шесть городов — шесть правителей. Каждый остаётся у себя. Если он передумает, я соберу остальных пятерых, и мы обсудим всё заново — вместе.
Шэ Тяньлинь нахмурился:
— Вы с Императором поссорились?
— Нет, — покачала головой Мин И. — Просто я теперь вижу его ясно.
Шэ Тяньлинь опешил. Хотел было расспросить подробнее, но она уже отмахнулась:
— Меня использовали с малых лет, я слишком хорошо знаю, как быть удобным орудием в чужих руках. Всё, что ему нужно от меня, — это покорённый Чаоян. Я отдам ему это. Не нарушу его императорского величия. Но всё остальное… всё, что я захочу сделать дальше, — будет решаться без его ведома.
— В пределах шести городов — он держит верх. А в пределах Чаояна — главенствую я. Учитель, сейчас слушайтесь меня.
Шэ Тяньлинь на миг опешил от этих слов, но тут же посерьёзнел и, выпрямившись, с почтением склонился:
— Как прикажете.
— Кроме того… — Мин И подперла щеку рукой, задумчиво осматривая безжизненно пустой задний двор. Губы её скользнули в лёгкой улыбке, — я бы хотела добавить сюда немного… народа.
— Добавить… людей?.. — переспросил он, будто не поверив.
— Сколько поколений городских правителей вступало на трон — и каждый устраивал Большой выбор в заднем дворе. Неужто мне одной нельзя?
— Но… — Шэ Тяньлинь развёл руками и с натянутой улыбкой выдохнул, — вы ведь… женщина.
Мин И удивлённо взглянула на него:
— И что с того, что я женщина? Разве у меня меньше юань? Или я ниже в чине?
Разумеется, ни того, ни другого у неё не отнимешь. Но всё же… женщины никогда не устраивали отбор в собственный «задний двор». Прецедента попросту не было. И дело даже не в общественном мнении — хотя и оно взбунтуется, — а в том, что Цзи Боцзай наверняка не оставит это без вмешательства.
— Я учредила девичий учёный зал, разрешила женщинам поступать в Юаньшиюань, — спокойно продолжила Мин И, — всё это для того, чтобы мир понял: женщины с мужчинами — равны. Всё, что дозволено мужчине, дозволено и женщине. Мужчина может сам выбирать себе супруг, так почему женщина не может? Мужчине дозволено иметь трёх, четырёх жён — и женщина тоже может.
— Учитель боится, что если балка вверху крива, то и всё строение перекосится? — Мин И прищурилась с лёгкой насмешкой. — Но ведь я, та самая балка сверху, вполне себе ровная.
Шэ Тяньлинь долго молчал, остолбенев. Но в глазах его медленно появилось что-то, похожее на восхищение. — Хорошо. Я отдам распоряжение. Но, да сы, ты должна понимать: если даже я, твой учитель, усомнился — то что говорить о прочих? При дворе тебе будут противостоять яростно. Готовься.
Мин И кивнула.
Цзи Боцзай пришёл в себя спустя три дня тяжёлой горячки. Придя в сознание, он первым делом повернул голову к краю ложа — и увидел только Не Сю.
В его взгляде промелькнула тень — он молча сел и ровным голосом спросил:
— А остальные?
Не Сю подал ему чашу с чаем, склонившись:
— Наставник Цинь и господин Мэн сейчас заняты — идёт строительство Юаньшиюаня для шести городов. Господин Луо заходил сегодня — вы ещё спали, он немного посидел и ушёл. Господин Фань вроде бы положил глаз на одну девушку мастера шэньци, вот и добивается её — говорит, времени на визиты нет. А господин Чу отправился на встречу с посланником из Му Сина. Обещал заглянуть позже.
Не Сю перечислял имена одно за другим, а Цзи Боцзай всё больше хмурился.
— А ещё кто? — спросил он, глядя в пространство.
— Ещё… тётушка Сюнь за порогом, шьёт что-то… — пробормотал Не Сю неуверенно.
— Не Сю. — В голосе Цзи Боцзая появилась резкость, холодок раздражения. — Ты ведь знаешь, кого я имею в виду.
Не Сю опустился на колени. Он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Молчал, колебался, пока, наконец, не выдавил:
— Господин… новость о вашей болезни я никому не велел передавать. Побоялся, как бы это не вызвало волнений. Потому, наверное, наверное, во внутреннем дворе попросту не знают.
То есть… за все эти дни она ни разу даже не заглянула.
Цзи Боцзай глубоко вдохнул. Пытался сказать себе, что не важно. Что это в её характере — обижаться в молчании, гордо отвернувшись, не делая ни шагу навстречу. Она всегда была такой. Гордая, несгибаемая, с огнём в крови и льдом в сердце. Да и, в конце концов, он уже однажды извинился. Мужчине не пристало снова и снова склонять голову.
Но… а вдруг… вдруг она и правда ничего не знает?
Цзи Боцзай долго молчал, глядя куда-то в сторону, за тонкую ширму, где шевелилась тень. Потом, словно взвесив что-то в себе, бросил:
— Сходи во внутренний двор. Передай ей пару слов.
Не Сю неловко поёрзал, криво улыбнулся, как человек, знающий слишком многое, чтобы соврать — и слишком мало, чтобы обнадёжить:
— Боюсь… сейчас не самое удачное время.
— Что значит «неудачное время»? — хмуро переспросил Цзи Боцзай, брови его сдвинулись к переносице. — Она даже с вами не хочет говорить? Настолько злится на меня?
— Да не в этом дело… — Не Сю изо всех сил старался подобрать слова, словно лавируя меж острых камней. — Во внутреннем дворе… сейчас идёт отбор. Если я туда наведаюсь, госпожа Мин подумает, будто это вы послали меня всё остановить. Возникнет недоразумение… к чему лишние обиды?
— Отбор? — переспросил Цзи Боцзай, губы тронула ироничная полуулыбка. — Ах да, выбор для внутреннего дворца. Ну, прислуга там действительно нужна — без евнухов и служек тяжко, пусть выбирает. Я-то тут при чём?
Он даже усмехнулся — коротко, с оттенком равнодушия. Но в комнате повисла напряжённая тишина. Воздух, казалось, стал плотным, как перед грозой.
И вдруг — словно в его сознании что-то щёлкнуло. Он резко повернул голову, глаза прищурились:
— Подожди. Она… кого именно выбирает?
