Но его взгляд тут же скользнул к тому, кто шёл рядом с ней. Он прищурился, в голосе прозвучал холодный металл:
— Сановник Сыту занимает чин второго ранга, пусть и молод, но… разве это повод сидеть здесь? В Чаояне хватает сановников первого ранга, уважаемых и опытных. Он что — важнее их всех?
Словно он вообще что-то из себя представляет.
Сыту Лин и глазом не моргнул. Он мигнул невинно, как безобидный юноша, и с самой безмятежной интонацией ответил:
— Сестрица Мин ещё не оправилась. Разве кто-то из уважаемых сановников лучше меня позаботится о ней? Очевидно же — мне сидеть рядом с ней и надзирать за её самочувствием.
Самочувствием?!
Цзи Боцзай едва не подавился этим словом. Только что она с этим самым мальчишкой бодро шла по крепостной стене, шаг в шаг, и выглядела куда как бодрой.
Где же там «слабость»?
Но Сыту Лин уже опустился на место — удобно, раскованно, без тени колебаний.
А следом, один за другим, входили и усаживались прочие сановники — и никто не выразил возражений. Всё шло по заведённому порядку.
Цзи Боцзай стиснул зубы, но промолчал.
Слишком много бы чести — спорить с этим мальчишкой сейчас.
Раздражает.
Только-только Чжоу Цзыхун ушел, только он успел выдохнуть… и вот — уже новый «прилипший хвост». Сидит рядом. Улыбается. Глядит на Мин И.
И хоть от него не пахнет угрозой — но бесит даже больше.
— Сегодняшнее заседание посвящено объединению правовых норм Цинъюня, — голос Цзи Боцзая прозвучал низко и весомо, как удар гонга. — На повестке — те законы, которые уже совпадают между городами. Прошу ознакомиться. Если у кого возникнут возражения — сразу озвучивайте.
Он сделал едва заметный жест, и вдоль длинного стола зашуршали свитки, разложенные перед чиновниками.
Порядка десяти с лишним человек, представители крупнейших городов — вельможи, советники, старейшины — начали перелистывать тексты, вчитываться, кто-то тут же делал пометки, кто-то переглядывался со своим соседом.
Первая часть оказалась на удивление быстрой: все положения касались уже существующих общих основ — налоговых принципов, оборонных норм, административных процедур.
На всё ушло не больше двух часов, и с десяток положений были единогласно утверждены.
Но затем наступила вторая часть — и зал словно охватило другое дыхание.
Теперь на обсуждение выносились противоречивые законы, те, где каждый город веками отстаивал свою правду, свои обычаи, свои границы дозволенного.
И стоило Цзи Боцзаю лишь начать вступительное слово к этой части, как грянул первый удар.
— Что это ещё за беспредел?! — гулкий голос, сопровождаемый резким стуком кулака по столу, разнёсся по залу.
Представитель Цансюэ — плотный мужчина с мёрзлым, резким лицом, словно высеченным из горного льда, — вскочил с места. Его голос дрожал от негодования:
— В нашем городе женщин и так почти не осталось, а теперь вы хотите запретить нам вступать в браки с женщинами из других городов? Да вы что, хотите, чтобы Цансюэ вымер?!
Несколько сановников встрепенулись, кто-то хмыкнул, но прежде чем поднялась волна реплик, спокойно, как будто обсуждал вопрос погоды, Сыту Лин лениво приподнял взгляд и отозвался:
— Уточните, пожалуйста, в какой именно статье говорится о запрете меж городских браков?
— Торгующих женщинами — казнить без пощады… — возмущённо повторил вслух представитель Цансюэ, ткнув пальцем в строку свитка. — Это кто такое постановил?! — лицо его налилось краской, голос гремел. — В нашем городе женщины — это богатство, а не что-то, что должно быть вне торговли! Мы с детства росли с этим понятием. Если вы объявляете торговлю женщинами преступлением — как тогда нашим мужчинам вступать в брак с женщинами из других городов?!
В зале повисла тяжёлая тишина. Но Мин И лишь лениво откинулась назад, и усмехнулась, не скрывая насмешки:
— Интересная у вас логика. То есть женщины из других пяти городов должны просто так ехать в Цансюэ, чтобы их там купили, как скот на рынке? Тоже мне «брак».
Едва он услышал её голос, как в лице представителя Цансюэ, господина Тань, что-то перекосилось. Он буквально задрожал от злости и выдал:
— Я с самого начала говорил — не хочу участвовать в этом совете! Если здесь за одним столом сидят женщины, ещё и возомнившие, будто могут вершить судьбу городов, — что это за безобразие вообще? Всё, что тут говорится — смехотворно и позорно! Это уже не совет, а ярмарка глупостей!
С этими словами он резко отодвинул стул, громко скрипнув им по полу, и демонстративно встал, собираясь уйти.
На главном месте Цзи Боцзай всё это время хранил выражение ледяного спокойствия. Но теперь он медленно повернулся к нему, в глазах блеснула опасная тень. Улыбка на его губах была тонкой, но до пугающего холодной:
— Господин Тань, выходит, вы не только женщин презираете, но и меня — не особо боитесь? Раз вам неинтересно сидеть на совете, куда я лично вас позвал — выходит, и моё слово для вас ничего не значит?
Рука Тань Цзуна чуть дёрнулась. Он застыл, тело напряглось. И после короткой паузы он, скрипнув зубами, снова опустился на стул. Но вся поза его была упрямая, ожесточённая.
— Цансюэ давно страдает от нехватки женщин, — процедил он. — Уже в каждом племени рождение детей — вопрос выживания. Это первоочерёдная проблема моего города. И я не намерен слушать, как какая-то девчонка, ни разу не бывавшая в наших местах, смеет говорить о том, как нам жить.
— А разве не из-за вашей же торговли женщинами в Цансюэ теперь такая беда? — холодно спросила Мин И, поставив чашку на стол и пристально глядя на Тань Цзуна.
— Женщин у вас мало, народ вымирает — и это прямое следствие ваших же собственных звериных обычаев. Я, выходит, пытаюсь спасти ваш город, а вы ещё смеете ругаться в ответ?
— Ты!.. — у Тань Цзуна затряслись усы от ярости. Он навалился на стол, уставившись на неё:
— Что за бред ты несёшь?! Женщин у нас мало не из-за торговли! Это — результат естественного отбора, борьба сильного со слабым! Сама природа решила так! Где тут торговля?!
Мин И медленно выдохнула, но в её глазах зажигался гнев — тихий, горящий изнутри, словно лезвие, что вот-вот выскользнет из ножен. Она стукнула пальцем по столу — не громко, но звеняще.
— Слабый?.. Вы уверены, что все те девочки, которых вы бросали в холодные реки ещё в колыбели, действительно были слабыми? Вы клянётесь, что если бы они выросли, то обязательно оказались бы слабее ваших хвалёных «сыновей»?
— Да! — Тань Цзун рявкнул, вскакивая и с силой ударяя ладонью по столу. — Женщина по природе слабее мужчины, и в этом нет ничего неправильного!
Мгновение — и в зале повисла мёртвая тишина.
Цзи Боцзай, сидевший всё это время без движения, вдруг плавно поднялся…
И не говоря ни слова, медленно отодвинул свой стул в сторону, точно расчёсывая воздух тенью.
Цинь Шанъу, наблюдавший за ним, вопросительно приподнял бровь — но прежде чем успел задать хоть один вопрос, Шэ Тяньлинь тоже тихо, без объяснений, отодвинулся. И не только сам — он ещё и потянул Циня за рукав:
— Сдвинься. Подальше.
Всё происходило слишком быстро. Цинь Шанъу с недоумением подчинился… и в тот же миг понял — почему.
Прямо посреди зала, точно с небес, обрушился поток чистейшей белизны — будто прорвалась завеса области миньюй, и в совет рухнула полоса чистой, ледяной духовной энергии, поглощающей всё вокруг.
Белый мрак. Тишина. Смерть.
