Чжоу Цзыхун с улыбкой на устах занялся приготовлениями к свадьбе. Мин И же, оставшись одна, неторопливо направилась обратно в главный зал. По дороге она столкнулась с Цзи Боцзаем, который, как оказалось, вышел полюбоваться цветами.
Настроение у него, судя по всему, было превосходным. Завидев её, он тут же улыбнулся:
— Ты ведь обещала мне в прошлый раз, что наденешь со мной ту самую парную одежду — кэссы с драконом и фениксом.
Мин И тоже улыбнулась, небрежно и с ленивой насмешкой:
— Ага. Уже отправила две пары в ваш павильон Чинминьдянь. Разве не получили?
— Получил, — уголки его губ чуть приподнялись. — А твоя?
— Мою тоже уже шьют, — сдерживая зевок, протянула Мин И с ленивой беззаботностью. — Войска вот-вот выступят, а вы всё ещё помните о нарядах. Удивительно, конечно.
— Всё, что касается тебя, я всегда помню, — он посмотрел на неё пристально, с неожиданной серьёзностью. Потом, понизив голос, добавил: — Это ты больше не вспоминаешь обо мне.
— Как же не вспоминаю? — Мин И засмеялась. — Вы же у нас с обликом небесного существа, способного затмить всех красавцев моего внутреннего двора. Разве может в моём сердце не быть места для такого Императора?
Прежде такие слова никогда не сорвались бы с её губ — слишком прямолинейные, слишком легкомысленные. Но теперь… теперь Мин И находила в этой манере Цзи Боцзая — говорить дерзко, с ухмылкой, будто бросая вызов — нечто даже притягательное. Нет больше прежнего напряжения, нет дуэли взглядов и острых, как лезвие, фраз. Пара игривых слов, пара искр — и всё разлетается, не оставляя следа. Легко. Свободно.
И действительно, человек напротив, услышав её, мгновенно изменился: брови смягчились, во взгляде вспыхнуло почти нежное тепло.
— Правда? — спросил он негромко.
— А разве я смею лгать императору? — с лукавым смешком отозвалась Мин И. — Будь у вас поменьше власти и влияния — я бы давно утащила вас в свой внутренний двор.
Цзи Боцзай всмотрелся в неё пристально, и вдруг шагнул вперёд. Его лицо оказалось опасно близко, голос — низким, почти шёпотом:
— А ты думала, почему в моём дворце пожар полыхнул месяц назад?
Мин И замерла, не успев осознать смысл слов. Попыталась отступить, но он уже обвил её талию рукой, не давая отступить ни на шаг:
— Я давно уже во внутреннем дворе, госпожа да сы. Но почему вы всё ещё не перевернули мою табличку?
…Пожалуй, для начала кто-нибудь из Управления должен осмелиться вписать твоё имя на зелёную табличку, — с досадой подумала она, промолчав.
Мин И ловко выскользнула из его объятий, отступила на два шага и с усмешкой принялась мысленно укорять себя: всё-таки не хватает ей ещё ловкости и изящества в этом искусстве флирта. Посмотри-ка, как действует он — шаг вперёд, взгляд в упор, шепот у самого уха… И всё выходит так гладко, так безупречно. Учиться ей, ох, как ещё надо. И упражняться, упражняться.
С легким вызовом она приподняла бровь и посмотрела ему прямо в глаза:
— Потрудитесь, Ваше Величество, вписать своё имя на табличку — и я переверну её уже сегодня ночью. Правда… — она лениво протянула слова, словно пробуя их на вкус, — последнее время мне по вкусу мужчины вроде Чжоу Цзыхуна: кожа у них мягкая, стан тонкий, движения лёгкие. А вот вас, боюсь, я просто не проглочу.
Выражение лица Цзи Боцзая потемнело на глазах — тень, будто набежавшая от грозовой тучи, легла на черты его лица.
Мин И рассмеялась, весело свистнула, развернулась и, не оборачиваясь, пошла дальше, оставив его за спиной, будто дразня одним своим отдаляющимся шагом.
Цзи Боцзай остался стоять, как вкопанный. Некоторое время он не мог даже пошевелиться — словно воздух вокруг сделался вязким, тяжёлым.
— Ваше Величество? — с тревогой подступил Не Сю, поддерживая его за плечо.
Только спустя долгое молчание, с трудом переведя дух, Цзи Боцзай обернулся, глядя в сторону, куда ушла Мин И. Губы его побелели, голос прозвучал глухо:
— Не Сю… Скажи, я… раньше и сам был настолько несносным?
Не Сю выдавил неловкий смешок:
— Вы и госпожа Мин всегда были достойными противниками. Ни в чём друг другу не уступали.
Хоть таких слов он и не говорил прежде госпоже Мин, другим — да, бывало, и не раз. В былые годы все знатные девушки Му Сина были без ума от его облика — и до бешенства ненавидели его язык. Невозможно было устоять ни перед одним, ни перед другим — и причина тому была самая настоящая.
Цзи Боцзай глубоко вздохнул и с горькой усмешкой проговорил:
— Что ж… считай, я расплачиваюсь по счетам.
Если она всё ещё готова дать ему шанс — хоть один, единственный — чтобы он мог подарить ей ту самую свадьбу, которую она заслуживает… тогда всё остальное — уже не важно.
Раньше он терпеть не мог даже мысли о браке. В его глазах женитьба была цепью: как будто живого человека приковывали к каменному столбу, лишая всякой свободы. Ни шагу в сторону, ни собственного дела… Даже если просто заглянешь в цветочный дом выпить чашу вина — вернёшься и получишь полный набор: слёзы, скандал и угрозу броситься в пруд. Одна мысль об этом вызывала удушье.
Но теперь… теперь он вдруг понял: брак может быть дивной вещью. Это значит — она всегда рядом. Что он может просыпаться и видеть её лицо, засыпать с её дыханием рядом. Сидеть с ней за одним столом, встречать с ней зиму и лето, весну и осень.
Что она — с ним. Всегда.
