В девятый год после восшествия Цзи Минчэня на трон, густой туман, веками укрывавший границы Цинъюня, внезапно рассеялся. Из его белёсой пелены начали проступать очертания новых островов.
Весть взбудоражила всю Поднебесную. Империя загудела, словно растревоженный улей. Один за другим члены совета подносили доклады, умоляя позволить отправить войска для захвата новых земель — пока враги не опередили.
И сам Цзи Минчэнь не прочь был бы возглавить поход, лично вознести знамя династии над незримыми ещё берегами. Да только не вовремя — Хай Цинли лишь недавно узнала, что носит под сердцем дитя. Он не мог заставить её остаться в столице в одиночестве, не сейчас, когда жизнь их только начинала прорастать в новом ритме.
Оставалась лишь одна дорога — выбрать военачальника, достойного повести армию.
Но кого бы он ни рассматривал, каждый казался ему недостаточно искусным, недостаточно решительным — просто недостаточным. Так он день за днём откладывал решение, не спеша с выбором.
Старший наставник Цинь, не выдержав, пришёл к нему с досадой:
— Если вы и дальше будете подбирать кандидата, равного вашему мастерству… Тогда придётся звать отца-императора!
Цзи Минчэнь только поморщился и отмахнулся:
— Отец ещё год назад писал, что нашёл в Синьцао способ строить дома из бамбукового волокна. Сейчас он с упоением возводит там целый квартал. Сомневаюсь, что его вообще можно уговорить вернуться.
Хотя Цзи Минчэнь и говорил с видом беззаботным, в тот же вечер он всё же тайно отправил тёмного разведчика — разыскать ту парочку, что ныне живёт, словно беззаботные боги, забывшие про мир.
Разведчик был человеком искусным, повидавшим многое. Но отца-императора он прежде не встречал и знал о нём только из слухов. А слухи были зловещи: жестокий, решительный, непобедимый. В былые времена на поле боя он якобы сражался, словно сто воинов в одном теле, и убил больше людей, чем съел за жизнь риса.
Поэтому разведчик, крепко сжав в руке жетон с печатью, всё время вглядывался в лица самых свирепых, хмурых и подозрительных жителей. И, с каждым шагом, всё громче ругал себя про себя: Как я вообще согласился на такое задание? Найду — не найду, ещё вопрос, а если найду, и отец-император окажется не в духе… что тогда? Он ведь может меня и прикончить.
Синьцао, город гигантских растений, жил по своим причудливым законам. Здесь буйно разрасталась зелень, переплетаясь с жилыми кварталами. Дома были самые невероятные: одни висели на крепких ветвях, как гнёзда редких птиц; другие скрывались в дуплах вековых деревьев; третьи же, стоявшие на земле, часто бывали безжалостно опрокинуты — растения, проросшие из-под фундамента, с лёгкостью валили целые строения, как злые духи природы.
Разведчик обошёл весь город вдоль и поперёк, выискивая взглядом лица, что могли бы принадлежать человеку с кровавым прошлым. Он несколько раз попадал под горячую руку — его били, гнали, плевались вслед. Но ни один из встречных не узнал жетон, ни один не откликнулся — а значит, отца-императора среди них не было.
И вот, когда разведчик уже почти отчаялся, вдруг рядом кто-то окликнул его:
— Эй, парень! Подсоби-ка!
Он обернулся — и глазам своим не поверил: небольшую деревянную хижину поддело снизу какое-то вновь проросшее гигантское растение, приподняв постройку в воздух. А рядом с ней стоял приветливый на вид мужчина средних лет, что возился с верёвками, пытаясь привязать дом к толстой ветви, будто так и надо.
Разведчик тут же бросился на помощь, ловко подхватил свободный конец и помог закрепить всё как следует.
— Уважаемый, — обратился он после, обеспокоенно оглядывая перекошенное строение. — Ваш дом уже почти в воздухе висит, здесь ведь жить опасно… Может, всё же переселитесь в другое место?
Мужчина лишь отмахнулся, уверенно произнеся:
— Привяжем покрепче — и жить можно.
Одет он был в простое полотняное одеяние, без всяких украшений, но в его чертах сквозила некая внутренняя ясность и достоинство, будто он не из простолюдинов — а отшельник, обжитый в духовных путях.
Разведчик невольно задержал на нём взгляд. И в груди защемило: Вот до чего может довести нищета… Наверняка некогда был достойным человеком, а теперь ютится в доме, что вот-вот обрушится. Разве такому по сердцу этот быт?
Подумав немного, он сунул руку за пазуху, достал крохотную золотую фасолину — денежный слиток, не слишком большой, но ценный.
— Мне, в любом случае, предстоит задержаться в этом городе, — сказал он. — Возьмите, уважаемый. Купите себе дом получше, побольше. А заодно — пустите меня в нём пожить на пару дней. Что скажете?
Мужчина молча смотрел на крошечную золотую фасолину у него в ладони, величиной с ноготь. Ничего не говорил.
Разведчик подумал, что тот, должно быть, не узнал драгоценность, и поспешно пояснил:
— Это золото. Намного ценнее, чем серебрянные — этой крупицы хватит, чтобы купить небольшую усадьбу.
Но тот всё равно молчал, как будто не слышал вовсе.
Тогда разведчик, не дожидаясь, шагнул вперёд и сам вложил фасолину в его ладонь:
— Не бойтесь, это даром. Не обман, и не прошу ничего взамен. Просто пустите пожить на пару дней — мне нужно найти одного человека, будет удобнее, если есть крыша над головой.
Он сказал это искренне, с теплом, а потом, чтобы развеять возможные сомнения, схватил мужчину за рукав и повёл вниз по стеблю растения, к ближайшему дереву, где виднелся один из домиков — как гнездо, вросшее в крону.
— Я и сам рос в бедности, — вдруг заговорил он, глядя перед собой. — Родители мои — всё в шалаше жили, сами смастерили. Думали: вот сын вырастет, добьётся — тогда уж и дом будет. А как я, наконец, выбился в люди… мать слегла и умерла от болезни, а отец долго тосковал, да так и ушёл вслед за ней. И большого дома я для них так и не успел купить.
Он сжал кулаки, в голосе прозвучала горечь.
— Вы, по виду, почти ровесник моего отца… — он чуть отвернулся, чтобы скрыть волнение. — Так пусть будет, будто я долг свой исполнил, сыновний.
Он, конечно, не солгал — одна золотая фасолина действительно стоила в Синьцао немало. Её вполне хватало на просторный, прочный и обустроенный дом, укрытый в ветвях высокого дерева, с удобным входом, окнами, и даже крышей, защищённой от буйной растительности.
