На губах Чжэнь появилась едва заметная, но недобрая улыбка — злорадная, как лёгкое дуновение холодного ветра. В глазах её плескалось довольство: все старания Бай и Ли угодить свекрови и золовке оказались тщетными. И это — было приятно.
Но сами невестки, казалось, ничуть не смутились. Их лица оставались спокойны, словно летняя гладь пруда. Они с достоинством приняли возвращение Мудань, проявили к ней заботу и участие, не выказав ни капли ревности или досады. В их поступках ощущалась благородная простота, внутренняя щедрость — они словно бы поднимались над мелочами, не стремясь к личной выгоде.
Госпожа Цэнь, разумеется, всё это видела. Она была женщиной проницательной и знала цену людям. Их доброта не останется без ответа, и впредь она не обойдёт их вниманием. А когда речь вновь зайдёт о Мудань, девушка вспомнит: были и те, кто отнёсся к ней по-человечески.
Однако Сюэ, старшая невестка, в эту минуту думала совсем о другом. Её заботы не касались ни показного одобрения, ни тонких игр за кулисами семейной сцены.
— Мама, — проговорила она, опустив голос и чуть наклонившись, — вы подумали… куда теперь перенести вещи из вашей комнаты? В какую из покоев будет лучше?
Стоило Сюэ заговорить, как в душах остальных невесток один за другим начали всплывать расчёты. За её, на первый взгляд, нейтральным вопросом скрывался вопрос куда более весомый — ведь та самая комната была не просто пустым покоем. В трёх внутренних покоях хранилось то, что за долгие годы тихо собрала госпожа Цэнь — её личные сбережения, припрятанные серебряные слитки, редкие ткани, украшения, мелкие, но ценные безделушки — всё, что составляло её собственное добро, вне семейного имущества.
Да, Мудань привезла с собой роскошное приданое, достойное дочери главной жены. Однако то — её собственность, и никто, даже при большом желании, не осмелился бы протянуть к ней руку. Да и толку было — кто бы попытался, тот бы только себя выставил в дурном свете.
А вот с личным имуществом госпожи Цэнь всё было куда тоньше.
Невестки от наложниц не имели на него никаких прав, но помечтать — не запрещено. Зато сыновья от главной жены, как ни крути, могли претендовать. Правда, и здесь было одно «но».
В доме все прекрасно знали, что госпожа Цэнь душой тяготеет к Мудань, её любимице. Стоило бы только хранить вещи в одних покоях — и кто потом докажет, что лежит чьё? Когда придёт время делить, достаточно будет одного её слова: «Это всё принадлежит Мудань». И что тогда? Хоть взывай к справедливости, хоть возмущайся — останется только смотреть с бессильной досадой, как всё уходит не тебе. И даже возразить будет не на что: в словах госпожи не подкопаешься, а в доказательствах — пустота.
Но госпожа Цэнь уже давно всё для себя решила. Она не просто хотела, чтобы Мудань вернулась — она хотела, чтобы та укоренилась в доме, надолго, спокойно, с ощущением прочной опоры. А для этого вопросы, касающиеся имущества, нужно было расставить по местам сразу — чётко, честно, не оставляя никому ни малейшего повода для кривотолков.
Она не желала, чтобы однажды Мудань, достав из собственной комнаты какую-нибудь безделицу, тут же услышала ядовитый шёпот за спиной: мол, отобрала у невесток или у племянниц. Поэтому, не колеблясь, она спокойно сказала:
— Да, у Дань`эр вещей много, нужно для них место найти. Я вот что подумала: за кладовой у нас, кажется, есть две свободные комнаты. Пусть туда всё и перенесут — и моё, и остальное. А ещё, пусть кто-нибудь передаст твоему отцу: те вещи, что мы перевезли из дома Лю, если они не первой необходимости и слишком громоздки, в доме держать нет смысла. Пускай выберет подходящий склад при нашей лавке, пусть разместит там, и чтобы за этим был приставлен надёжный человек. Всё — под замок и под присмотр.
С этими словами она обернулась к Мудань и, мягко улыбнувшись, добавила:
— А твои вещи, Дань`эр, — это, можно сказать, целое отдельное хозяйство. Всё, что нужно для жизни в доме, у нас и так есть. Поэтому, кроме действительно драгоценных украшений и самого необходимого для повседневного пользования, остальное не вези обратно — не стоит захламлять комнаты. Когда на той стороне всё будет надёжно устроено, я попрошу твоего отца передать тебе ключи и опись. А если что понадобится — пошлёшь за тем, что нужно. Что скажешь, милая?
Мудань поспешно закивала, с искренней готовностью отвечая:
— Всё по воле матери. Как вы скажете — так и будет.
С каждым днём, проведённым рядом с госпожой Цэнь, её уважение к ней становилось всё глубже. Эта женщина умела мыслить далеко вперёд, видеть суть и действовать безупречно. И сегодняшнее распоряжение — яркое тому подтверждение: всё было устроено предельно разумно и тонко. Личное имущество Мудань теперь чётко отделялось от владений семьи Хэ. Когда придёт время, и она покинет этот дом, ей будет достаточно лишь велеть вынести собственные сундуки и ларцы из трёх отведённых ей боковых комнат. Всё остальное — мебель, утварь — останется, и никто не сможет упрекнуть её в попытке присвоить лишнее.
Ясно. Просто. Без сучка и задоринки. И, главное, не даёт повода для пересудов.
Госпожа Цэнь, заметив её согласие, не мешкая, начала отдавать распоряжения. И — с редкой проницательностью — назначила на дела тех, чьё участие должно было уравновесить амбиции остальных.
Так, Чжэнь и Ли, две вечные соперницы, были вместе посланы следить за тем, как переносят её собственные сундуки и ларцы — чтобы одна не позволила другой перетянуть одеяло. А Сюэ, сдержанной и аккуратной, было поручено заняться тем, что касалось самой Мудань: обустройством её комнаты — кроватью, столом, стульями, занавесями.
Бай же получила более практичное, но не менее ответственное задание — проследить за приготовлением ужина. Детей вежливо попросили уйти, а в комнате оставили лишь Чжан и Сунь — чтобы составить Мудань компанию, пока та немного отдышится и придёт в себя.
К вечеру во дворе вновь поднялся шум: у ворот раздался топот, звон, гул голосов. Это Хэ Чжичжун и старший сын, Хэ Далан, во главе с десятком слуг, с важным видом вносили в задний сад более двадцати кадок с пионами, привезёнными как часть приданого Мудань. Повозки тянулись нескончаемой вереницей, и аромат цветов наполнил воздух сладковатой тяжестью. Их несли с особой осторожностью, будто переносили сокровища.
Когда всё было расставлено, суета улеглась. Хэ Чжичжун махнул рукой, отпуская слуг. В комнате остались лишь четверо: госпожа Цэнь, Мудань, тётушка Линь и Юйхэ. И тогда, в этой тесной тишине, наконец заговорили, по существу.
