Едва только заря начала серебрить небосвод, Мудань уже собралась вместе с тётушкой Фэн и Юйхэ. К ним присоединились настырные невестки Чжэнь и Сунь, а также несколько крепких, выносливых слуг, не желавших пропустить предстоящие события. Все вместе они вышли из города и направились по грунтовой дороге, что вела к знаменитому саду Фанъюань.
В воздухе смешивались нежные ароматы рисовых цветков и свежей травы, наполняя лёгкое утреннее дыхание духом живой природы. Откуда-то издали раздавались звонкие и переливчатые трели непонятных птиц, которые, словно музыкальные солисты, соревновались друг с другом в красоте и чистоте звука.
Время от времени по дороге мимо проходили крестьяне, вёзшие на вьючных животных груды сена и навоза — от них доносился характерный резковатый запах, напоминавший о тяготах труда на земле. Колокольчики, что звенели на шее у волов, вплетались в общую мелодию, сотканную из голосов усердных мужчин и женщин, напевавших народные песни под палящим солнцем. Так возникала живая, пёстрая картина сельской жизни — простая, честная и наполненная движением.
Для невесток Чжэнь и Сунь, привыкших к городской суете и бесконечным тревогам, такая простая сельская картина стала настоящим глотком свежего воздуха. Впервые за долгое время их сердца наполнились лёгкой радостью и душевным спокойствием. Третья невестка Чжэнь, редко позволяющая себе расслабиться, игриво подмигнула Мудань и шестой невестке Сунь:
— Когда-то, когда я жила с родителями в деревне, мы с сестрами часто выходили по вечерам петь и танцевать под луной, и только когда светило стояло в зените, возвращались домой. После свадьбы прошли многие годы, и я почти забыла, каково это — петь под открытым небом. Как же я тоскую по тем временам!
Мудань улыбнулась, отвечая:
— Когда сад будет готов, я обязательно приглашу родителей, брата с невесткой пожить у нас. Тогда, если захочет третья сестра, никто не помешает вам петь и танцевать. Сад огромен — сколько хотите, столько и шума.
Чжэнь немного вздохнула, и голос её стал мягче, почти грустным:
— Но даже если сад большой, и людей много, и вокруг весело — всё равно это уже не то, что было прежде.
Сунь бросила на неё взгляд с лёгкой усмешкой:
— Вот это да, третья сестра сегодня уж совсем поэтическая стала — и тоску по весне, и грусть осеннюю в одно мгновение вспомнила.
Чжэнь бросила на Сунь взгляд, полный упрёка:
— Почему бы и не вспоминать прошлое? Ты же не такая, как я. У тебя нет забот, нет нужды управлять домом или воспитывать детей. Ты свободна, ходишь за мной, куда захочешь, играешь и гуляешь, а к ужину приходишь домой, спишь спокойно, без оглядки. Вот от чего мы все сгораем от зависти.
Сунь сразу же нахмурилась, отвернулась, сжав губы, молчала, словно раненая. Чжэнь же, не замечая, что задела больное место, продолжала жаловаться на неспособность своих дочерей быть умнее и милее, на то, что сын не трудолюбив и не старается, и добавила:
— Дань`эр, я ничего не прошу, только надеюсь, что Хуй`эр и Юнь`эр вырастут такими же умелыми и обаятельными, как их тётя. У тебя такой большой сад — если его удастся выстроить и засадить пионовыми цветами, не знаешь, какую цену он будет иметь и сколько денег принесёт. Куда бы ты ни вышла замуж — в этой жизни тебе не придётся знать нужды и забот.
Раньше, слушая, как Чжэнь с теплотой вспоминала молодые годы, когда они вместе пели и танцевали под луной, Мудань даже собиралась спросить её побольше о тех деревенских обычаях, научиться ладить с хозяевами поместья, перенять опыт общения с простыми людьми. Но едва она собиралась заговорить — всё вдруг обернулось прежним. Чжэнь снова превратилась в ту, что любит спорить и доказывать своё превосходство во всём, не щадя ни крупного, ни мелкого, так что даже Сунь осталась унылой и обиженной. Мудань невольно нахмурилась, почувствовав досаду.
Она спокойно, но с лёгкой тенью упрёка сказала:
— Неважно, насколько велик и ценен будет сад — главное, как им управлять. Одно неверное движение — и всё исчезнет, как дым.
— Я стараюсь быть внимательной, — продолжила она, — но и мне без поддержки семьи не справиться. Не будешь же ты один вершить всё на свете.
— Дети ещё малы, но, если держаться правильного курса, не ошибёшься в будущем. Красноречие и обаяние не помогут сохранить состояние, если не хватает широты души и усердия. Главное — быть щедрым и трудолюбивым.
Чжэнь, возможно, и не уловила всей тонкости скрытого смысла в словах Мудань, но вполне ощутила, что та относится к ней с некоторым неудовольствием. Она хотела возразить, оправдаться, но увидела, как Сунь отвернулась и не стала обращать на неё внимания. Когда Мудань подошла к Сунь, чтобы завязать разговор, было ясно, что обе женщины словно намеренно избегают общения с ней. Чжэнь нахмурилась и, стиснув зубы, с трудом сдержала досаду, поглотив неприятное чувство.
Три родственницы с некоторой неловкостью вошли в сад Фанъюань. Благодаря щедрой оплате труда, хорошему питанию рабочих и тому, что рабочих подобрал знакомый настоятеля Фуюаня — опытные мастера, не склонные к затягиванию сроков, — работы шли быстро и без заминок. Кроме того, пятый брат Улян умело использовал свои связи, чтобы подстегнуть ход строительства. С тех пор, как Мудань покидала сад, многое изменилось — теперь там царила совсем иная картина.
Тётушка Фэн и Юйхэ не удержались от нескольких вздохов восхищения, а на лице Мудань заиграла лёгкая улыбка. Видя, как жизнь в саду кипит и бурлит, как трудятся рабочие, Чжэнь забыла о недавних неловкостях на дороге. Она с довольным «цоканьем» произнесла:
— У меня тоже есть земля для приданого. Может, завтра и я построю свой сад.
Сунь, всё ещё помня о том, как Чжэнь насмешливо упрекнула её за отсутствие детей и безделье, не преминула уколоть:
— Третья сестра, сад — это чтобы бобы сажать да тутовый шелкопряд разводить?
Чжэнь, почувствовав укол в своё чувство стиля и вкуса, сердито уставилась на неё:
— Я и правда умею выращивать бобы и тутовый шелк, а ты-то что умеешь?
Сунь тоже не осталась в долгу. На этот раз она не отступила, а едко ответила в ответ. Между ними завязалась оживлённая словесная перепалка, полной искромётных упрёков и острых замечаний.
Мудань уже была на грани, устав от бесконечных споров и раздоров между двумя женщинами. Ей не хотелось становиться судьёй в их ссоре, поэтому она приказала Атао, пришедшей встречать их, увести спорящих в дом, подать им чай и свежие фрукты. Пусть сейчас, пока матушка нет и никто не вмешивается, спорят вдоволь — лучше выпустить пар, чем копить обиды и заглушать внутренний голос.
Сама же Мудань пошла на поиски Уляна, чтобы поговорить с ним о делах.
