Я застыла, и только когда он уже ударил, до меня дошло, что происходит. Жгучая боль прошила тело, я всхлипнула, пытаясь прикрыться руками.
— Невоспитанная! — кричал он. — Думаешь, у тебя крылья выросли? Осмелилась сбежать от сопровождающего? Мои слова для тебя пустой звук?!
Я плакала, но он не останавливался. Удары становились всё тяжелее:
— Смерть тебе будет к лицу! Хоть не будешь меня позорить! С мужчиной всю ночь! В твоём-то возрасте! Где ты нахваталась этой грязи?!
Его слова вонзались в сердце, боль пульсировала, разум мутился. Я не выдержала:
— Так убейте меня!
— Думаешь, я не решусь?! — рявкнул он. — Без тебя мне будет спокойнее! Без такой, как ты, подстилки, я счастливее стану!
Его рёв гремел по комнате. За дверью забарабанил секретарь Ю:
— Господин! Господин!
— Никому не входить! — взревел отец.
Секретарь всё же ворвался и попытался его удержать, но отец швырнул его в сторону. Тот выбежал, а отец снова обрушился на меня. Вскоре вбежали дяди и дед, они повалили его на диван, умоляя остановиться.
— Я её убью сегодня! — ревел он.
Я, захлёбываясь рыданиями, выкрикнула:
— Так пусть! Всё равно я такая же, как мать, подстилка! Всё равно я не его дочь!
В комнате повисла гробовая тишина. Отец побледнел, губы дрожали, а рука, которой он показал на меня, затрепетала:
— Ты…
И вдруг он рухнул назад. Всё смешалось: дядя Лэй рванулся расстегивать ему воротник, секретарь Ю закричал:
— Скорее, сюда!
Директор Ши бросился к телефону:
— Немедленно доктора Чэна!
Слуги забегали, а я попыталась подойти в растерянности, но меня перехватили и увели в комнату. Снаружи гудели голоса, грохотали шаги, ревели моторы. Скоро пришёл мой врач и стал обрабатывать мои ссадины.
— Где отец? — спросила я сквозь слёзы.
— Не знаю. Доктор Чэн уже здесь, — ответил он.
Я попыталась подняться, но меня прижали к кровати.
— Укол успокоительного! — скомандовал врач.
Игла кольнула, всё поплыло. Я ещё всхлипывала, когда сон окончательно меня одолел.
Когда я пришла в себя, за окном стояла кромешная тьма. Над изголовьем горела ночная лампа, отбрасывающая на стены тусклый голубоватый свет. На низком мягком диванчике дремала медсестра. В комнате царила такая мёртвая тишина, что она казалась почти зловещей. Сердце сжалось в тугой комок. Я рывком вынула иглу капельницы из руки, поднялась и, не найдя тапочек, босиком спустила ноги на пол.
Выйдя в коридор, я оказалась в той же тишине; лишь одинокие бра мерцали на стенах. Я быстро прошла длинный коридор и добралась до главной спальни. Там было темно, и, когда я включила свет, комната предстала в идеальном порядке. Постель была аккуратно застелена, а хозяина не было. Я бросилась в кабинет, и там пусто. По лбу скатилась крупная капля холодного пота, я сбежала по лестнице вниз. Ни внизу, ни в холле отца не оказалось. Навстречу из конца коридора вышел директор Лян.
— Молодая госпожа, — произнёс он.
Я вцепилась в его руку:
— Где отец? Где он сейчас? Куда вы его увезли?
Голова пошла кругом, в глазах потемнело; мне было страшно услышать правду.
— Господин уехал на ту сторону, в Шуанцяо, — ответил он.
— А с ним… всё в порядке? — выдохнула я.
— Уже да. Доктор Чэн сказал, что это просто сильное волнение, давление поднялось. Укол сделали, ему стало легче…
Сердце упало с высоты прямо на землю, но мир тут же качнулся, и я потеряла сознание.
С тех пор я сидела дома тихо, встречи с отцом можно было пересчитать по пальцам. Я испытывала мучительное чувство вины, но он, кажется, не желал говорить со мной. Появлялся лишь ненадолго и вновь куда-то уезжал. О ночи того скандала он больше не спрашивал, но вот Му Шияну повезло куда меньше. Я узнала, что дядя Лэй перевёл его на базу в Пумэнь, понизив сразу на шесть ступеней, и отправил в глушь в должности какого-то младшего штабного офицера. Я ходила понурая, не находя себе места много дней подряд.
Тётушка приехала навестить меня, и я попросила её замолвить слово перед отцом за Му Шияна, но она только отмахнулась:
— Твой отец ещё кипит. А ты хочешь лезть к тигру в пасть?
— Пумэнь так далеко, да ещё такие тяготы… Он же понижен, наверняка ему там тошно. Это всё я виновата, — сказала я, чувствуя, как подступает тяжёлое чувство.
Тётушка изумлённо посмотрела на меня, а я нахмурилась:
— Я ведь погубила его. Как рыбу в пруду, которую случайно выбросили на раскалённый песок гнева отца.
