Чжэн-дэ говорил осторожно, взвешивая каждое слово, словно подбирал камни, чтобы перейти бурный поток:
— Ваш покорный слуга не может утверждать наверняка. Всё, что удалось услышать за эти дни, — лишь то, что он когда-то выступил в её защиту… а вот остальное сказать трудно.
Цзян Чанчжун раздражённо выхватил из его рук кинжал, лезвие блеснуло в луче света, а голос зазвенел холодной насмешкой:
— Да будь она хоть святой, чистой она всё равно не будет. Иначе почему он не бросился спасать других, а выбрал именно её?
Чжэн-дэ осторожно поднял глаза:
— Господин, если между ними и правда всё так, как говорят… для вас в этом лишь выгода, и ни тени вреда.
В глазах второго господина мелькнула жадная искра интереса:
— Верно, верно. Моя мать тоже так считает. Если он послушает старого лиса и возьмёт в жёны дочь знатного дома… тогда для нас при дворе уже не останется места.
Взгляд Чжэн-дэ стал острее, в нём загорелся хищный свет:
— Вот именно. Поэтому сейчас господину стоит не пугать и не изводить её. Моё скромное мнение — завоевать её доверие, сделать так, чтобы она сама покорно слушалась… и даже больше — подтолкнуть их друг к другу.
Цзян Чанчжун хмыкнул, и в его тоне зазвучала холодная насмешка:
— Думаешь, мне нужны твои напоминания? Я и сам прекрасно понимаю. Иначе, как ты полагаешь, мой «Цзинфэн» ограничился бы тем, что просто положил лапы ей на плечо, будто играючи? И я бы, как паинька, велел принести корзину мандаринов в извинение? Нет… Всё это было лишь испытанием — хотел взглянуть, из какого она теста. Должен признать, сердце у неё крепкое: при таком зрелище ни бровью не повела.
Чжэн-дэ сделал шаг ближе, понизив голос:
— Ваш покорный слуга только что видел, как госпожа Доу и госпожа Ли велели слугам нести ту самую корзину мандаринов и повели обеих девушек к стану принцессы Синкан. Господин, не желаете ли проследить за ними?
Он бросил осторожный взгляд на хозяина, прежде чем продолжить:
— Напомню, великий гун ведь запретил вам покидать дом, велел сидеть в затворе и каяться. Если бы не милостивая госпожа, что придумала хитрый способ и выпросила за вас прощение, вас бы здесь вовсе не было. А это охотничье собрание… На первый взгляд всё просто и весело, но в толпе немало знатных семей, чьи мужья служат в войсках. Здесь и та дама, на которую госпожа давно положила глаз. Если вы сейчас, в их присутствии, произведёте дурное впечатление… всё, что госпожа замыслила, окажется напрасно растоптано.
Цзян Чанчжун резко поднялся, глаза сверкнули озорным и в то же время упрямым блеском:
— Разумеется, пойду. — Он медленно расправил плечи, словно готовясь к выходу на сцену. — Пойду… извиняться. Чем сильнее он будет давить на меня, тем охотнее я дам ему понять, что я — выше этого. Какой-то дикарь смеет сравнивать себя со мной?
Чжэн-дэ немедленно поддакнул, изогнув губы в услужливой улыбке:
— Разумеется, господин. Вы и в боевых искусствах искусны, и душой мягки, словно нефрит — равных вам найти трудно.
Но Цзян Чанчжун бросил на него косой, холодный взгляд:
— Чжэн-дэ, поменьше мне льстивых речей. Это мать моя любит, а я — нет. Вместо сладких слов потрудись лучше держать ухо востро и беречь меня как следует. Это — твоя настоящая обязанность.
Чжэн-дэ, зная характер хозяина — резкое слово он терпеть не мог, а похвалу делал вид, будто не любит, — лишь почтительно склонил голову и без возражений пошёл впереди, показывая дорогу.
А в другой части стана, под шелест ветра и тихий гул голосов, принцесса Синкан с живым интересом подняла взгляд на приближающихся гостей:
— Барышня Мудань, — её голос был мягок, но в глазах таился любопытный блеск, — сколько лет, сколько зим… Как поживаешь?
Мудань с лёгкой, почти невесомой улыбкой склонила голову:
— Благодарю, госпожа, за вашу заботу. Со мной всё хорошо.
Принцесса Синкан окинула её быстрым, внимательным взглядом — от кончиков волос до подола платья — и, удовлетворённо кивнув, усмехнулась:
— Что ж, я и не сомневалась. До меня дошёл слух, что ты выстроила себе сад — да не простой, а спроектированный самим мастером Фуюанем; что закупила камни у Юаня Шицзю и высадила множество редких пионов. Это правда?
Откуда такие подробности? — мелькнуло в мыслях у Мудань. Но внешне она оставалась спокойна и лишь мягко ответила:
— Всё верно.
— Хм, — в голосе принцессы звенела насмешка, — а ведь сад твой ещё и не открыт, а слава уже опередила его. Многие, слышу, ждут с нетерпением. Ты, вижу, живёшь всё лучше и лучше… а вот некоторым нынче, наоборот, живётся куда хуже. Раны-то почти зажили, да только на улицу выйти не смеют — боятся осрамиться. Что ж, не зря ведь говорят: небеса видят всё, добро и зло всегда получают своё воздаяние. Не в этот день — так в другой.
Она и имени не назвала, но в кругу собравшихся всем было ясно, о ком речь. Почти все, кто сегодня сопровождал принцессу Синкан, были ей близки и, услышав эти слова, обменялись понимающими, довольными улыбками.
Мудань, не желая подхватывать столь прозрачный намёк, лишь опустила взгляд и улыбнулась, не проронив ни слова.
Принцесса Синкан, впрочем, и не ждала от неё ответа. Посмеявшись, она небрежным движением взяла из корзины золотистый мандарин и бросила его сидевшей рядом девушке в оранжево-красном хуфу, с мягкими чертами лица и крошечным ртом, словно у фарфоровой куклы.
— А`Си, угощайся, — сказала принцесса, а потом, повернувшись к остальным, добавила с лукавой усмешкой: — Того самого гепарда, что держит у себя второй господин Цзян, я видела. На первый взгляд — неплох. Но в сравнении с тем, что вырастил мой четвёртый брат, — и рядом не стоит. Гепарда держат не ради красоты, а ради охоты: главное, чтобы зверь подчинялся командам. А твой, — она чуть прищурилась, — дрессировщика не слушает, да и норов у него горяч, так что, пожалуй, он и до хорошей гончей не дотягивает.
Девушка в хуфу тихонько толкнула её плечом, словно предостерегая. Принцесса Синкан подняла взгляд — и увидела, что на краю толпы стоит Цзян Чанчжун, окружённый парой телохранителей в парче. Он глядел на неё с тем самым полу улыбчивым, полунасмешливым видом, от которого в других проступала неловкость, но только не в ней.
— Второй господин Цзян! — весело воскликнула она, словно не замечая его холодного взгляда. — Как раз вовремя! Я тут говорила, что твой гепард ещё не очень хорошо обучен, еМудалеко до моего четвёртого брата. Думаю, тебе стоит всерьёз заняться его дрессировкой.
В нынешнем столичном свете уже многие были осведомлены о не слишком лестных перипетиях в доме гуна Чжу, но мать второго молодого господина Цзяна, словно, не замечая насмешек за спиной, всё ещё держалась с гордостью законной супруги и матери «наследника». Сам же он более всего ненавидел и страшно стыдился, когда при людях его называли «Второй молодой господин Цзян» — ни один слуга в поместье не смел допустить такой вольности: стоило ослушаться, и провинившегося ждала буря ярости.
И вот теперь принцесса Синкан не только заявила, что его гепард никуда не годен, но и назвала его этим ненавистным прозвищем. Это было как плеснуть масла в огонь.
Брови Цзян Чанчжуна чуть дрогнули, во взгляде мелькнула злая искра, но он быстро подавил раздражение, натянул на лицо улыбку и негромко сказал:
— Во всём вы правы, госпожа. Мой Цзинфэн и впрямь выдрессирован плохо… иначе он бы не потревожил этих двух почтенных барышень.
С этими словами он подошёл ближе, улыбка на лице стала почти показной, и, неожиданно для всех, он глубоко поклонился Мудань и Сюэ`эр, склонившись до пояса:
— Весь промах за мной. Прошу вас, милостивые госпожи, не держать зла. Завтра, как только удастся добыть оленя, я собственноручно преподнесу его вам в знак извинения.
Мудань и Сюэ`эр обменялись быстрым взглядом: что он замышляет, было неясно, но, соблюдая приличия, обе поднялись, чтобы ответить на поклон.
— Господин слишком строги к себе, — мягко сказала Мудань. — Это лишь досадное недоразумение, не более.
