Бувэй услышала, как Тётя Бао вздохнула. Та была двоюродной сестрой матери и уже больше тридцати лет управляла домом семьи Ву. Всё это время ей было больно видеть, как не ладят между собой трое родных братьев и сестра.
Бувэй спросила брата:
— Ты не поедешь в больницу?
— Утром заеду, — ответил он.
Никакой спешки. Их приезд сюда вовсе не ради больной матери.
— Я проголодался, Тётя Бао. Позже подай чего-нибудь вкусного.
Отец сидел рядом. Он услышал лишь сухое:
— Привет, папа.
А затем:
— Сестрёнка, ты что-нибудь знаешь о финансовом положении отца?
— Ничего, — честно ответила Бувэй.
Ей стало отвратительно и она ушла на кухню. Там Тетя Бао отдавала указания служанке:
— Есть ли ещё помощницы? Пусть тоже подключаются. Надо убирать, стирать, готовить. В доме теперь тринадцать человек.
— Нет, — сказала Бувэй. — Нас ровно двенадцать. Я завтра съеду.
Тетя Бао внимательно на неё посмотрела.
— Я не собираюсь ни за что бороться, — спокойно сказала Бувэй. — Родители ещё живы. За что тут бороться?
Тетя Бао согласно кивнула.
— Мама справится с расходами на всех? — спросила Бувэй.
— Всё уже продумано, — с облегчением ответила тетя. — Твоя мама умеет вести хозяйство.
Бувэй впервые за день почувствовала спокойствие.
— А ты сама? С деньгами всё в порядке?
— Я кое-что зарабатываю — подаю статьи, рассказы, этого хватает на жизнь.
— Бувэй, писательство это не самая надёжная профессия. Лучше бы тебе найти работу, скажем, в школе…
— Я понимаю. Спасибо за заботу.
Бувэй взяла телефон и набрала номер издательства «Арлекин»:
— Лили, я всё обдумала. Давай, присылай, что у тебя есть. Я готова взяться за любую тему.
— Ты в порядке, Бувэй? — озабоченно спросила Лили.
— Мне нужен доход.
— А кому не нужен?
— Пришли мне темы на почту.
— Сейчас же займусь.
Вот так, сантиметр за сантиметром, человек отказывается от своих мечтаний и принципов. Становится старше, а всё ещё вынужден цепляться за родню и друзей. Нельзя так, нужно, в конце концов, научиться стоять на собственных ногах.
Бувэй достала цифровую камеру и начала снимать Сяо Жэнь и Сяо Синь.
И в этот момент в дом вернулась старшая сестра Бувэй. Переступив порог, она сразу увидела, что её чемоданы грубо сгружены у лестницы. Разозлилась, бросилась выяснять, кто посмел это сделать, и, поднявшись наверх, устроила громкий скандал. Две маленькие девочки растерянно переглянулись. Бувэй словно ничего не заметила, спокойно усадила их рядом и продолжила фотографировать.
Снаружи, через входную дверь, донёсся гневный крик Булао:
— Кто посмел безобразничать в моём доме? Я здесь родилась! А ты кто такая? Проваливай обратно на Канал-стрит, в свою лавочку в китайском квартале!
Эрик пытался успокоить жену:
— Перестань, пусть у каждого будет по комнате.
Жена старшего брата тут же фыркнула:
— Вышедшая замуж дочь, как вылитая вода. Возвращаться незачем. Буюй — старший ребенок в семье. Ему всё решать.
— Бувэй, ты где? Почему молчишь?! — взвизгнула Булат.
Бувэй была вынуждена была выйти из своего укрытия:
— Я здесь.
Булао уставилась на неё во все глаза, уголки глаз поднялись к вискам:
— Ты думаешь отсидеться? Она со мной справится потом за тебя возьмётся. На этот раз она и за пределы Чайна-тауна вырвалась!
Бувэй опустила фотоаппарат, приложила палец к губам:
— Тсс… не разбуди папу.
Булао злобно уставилась на брата и его жену. Та усмехнулась в ответ. И тут, как ни в чём не бывало, с нижнего этажа донёсся голос Тети Бао:
— Обед готов!
При этих словах все вдруг поняли, как сильно проголодались. Особенно мальчишки, Джимми и Вилли. Они с криком бросились к столу. Тетя Бао подала большую кастрюлю тушёных свёртков из тофу с мясом, суп с рыбой и кукурузой, отбивные с луком — блюда, которые так любят дети.
Буюй с радостью закричал:
— О, горячая домашняя еда, как вкусно!
Жена старшего брата злобно зыркнула на него.
В Северной Америке каждый привык сам разогревать еду из морозилки, сунул в микроволновку и готово. А тут горячее, свежее, домашнее…
Две семьи неожиданно перестали ругаться. За столом царила тишина, лишь нарушаемая довольными «ммм» и «вкусно».
Тетя Бао с улыбкой вынесла огромную тарелку креветок в томатном соусе, аромат распространился по всему дому. Все быстро успокоились и с жадностью принялись есть, забыв обо всём.
Бувэй положила себе две большие креветки, очистила и переложила в чашку Сяо Жэнь. Потом налила супа Сяо Хан.
Однако жена старшего брата всё ещё была недовольна и снова фыркнула. У неё были неровные губы, один угол выше другого. Даже когда она молчала, казалось, что губы у неё вечно кривятся. После тридцати лет человек уже сам отвечает за свою внешность, и больше нельзя винить родителей. Бувэй подумала, что ей стоило бы заняться своими губами.
В этот момент отец вдруг подошёл, указал пальцем на тушёный свёрток. Он явно хотел попробовать. Бувэй вскочила и подала ему. Юй Чжунъи молча взял блюдо и пошёл кормить его.
На мгновение все притихли. Как только отец ушёл, снова поднялась суета, словно ветер налетел на опавшие листья.
Сытые, значит, уже не такие раздражённые.
Мальчишки обхватили животы.
— Объедение, просто объедение!
— Я никогда не ела таких вкусных отбивных.— сказала Сяо Синь.
— У нас дома всегда так богато едят. — фыркнула Булао.
— И днём тоже готовите такие изыски? — удивился Эрик.
— В обед чаще лапша или пельмени.
— Ух ты…
Поели и разошлись. Спор о комнатах так и остался без результата.
В тот вечер Бувэй спала на диване в кабинете. Глубокой ночью кто-то внезапно включил свет. Бувэй вздрогнула, распахнула глаза и увидела отца.
Он тихо вошёл в свой кабинет, молча сел и сосредоточенно начал собирать пазл.
Бувэй, лёжа на диване, с нежностью смотрела на него. Он совсем ушёл в мир детства, полностью забыл о мирской суете и тревогах.
Счастье это или горе? Наверное, всё-таки счастье. Куда лучше, чем быть теми, кто целыми днями ворчит, жалуется на неблагодарных детей и несправедливое общество.
В дверях появился Юй Чжунъи. Ухаживать за стариком двадцать четыре часа в сутки все таки непросто.
Бувэй тихо сказала:
— Спасибо.
Он замер, ничего не ответил.
— Смотри на папу, — продолжила она, — он так сосредоточен, что не замечает никого.
Он кивнул.
— А в небе уже кружит стервятник. Чует, что пора… Они готовится к посадке.
— Тётя…
Стоило ей поднять голову у двери стояла Сяо Жэнь. Девочка тихо подошла к дедушке, заметила на столе пазл. «О, он тоже умеет собирать такие?». — подумала она и села напротив, молча присоединившись к игре.
— У неё синдром Хюань, — сказала Бувэй. — Это разновидность умственной отсталости. В будущем она, скорее всего, сможет ухаживать за собой, но в мир нормальных людей ей уже не войти.
Юй Чжунъи промолчал.
— Её зовут Сяо Жэнь — «маленькая надежда». Сестра, Сяо Синь, младшая на год, души в ней не чает. Им с ней повезло.
Небо постепенно светлело.
— Поем и уеду, — сказала Бувэй.
Юй Чжунъи не ответил.
— Отец требует постоянного ухода, а водитель уже вот-вот приедет, не беспокойся.
Утром выпив чашку рисовой каши, Бувэй вместе с тётушкой Бао отправилась навестить мать.
— Как отец? — спросила госпожа Ву.
— Всё хорошо. Он о тебе беспокоится.
— Он меня ещё помнит? — Госпожа Ву слабо улыбнулась.
— Сорок лет вместе, как же не помнить?
— Бао, я не хочу свиную печень. Сделай мне кашу с рыбой, — проворчала она.
— Смотри, тётя Бао совсем похудела, а ты ещё ворчишь на неё, — пожурила её дочь.
— Я хочу домой. Надоело в больнице.
— Я уже говорила с врачом.
— Все уже вернулись?
— Дома как на базаре, — ответила Бувэй. — Тётя Бао словно заведует целой столовой.
— Всем хватило места?
— Потеснились, но ничего. — Про собственный отъезд она не упомянула.
Пришёл врач. Одна из рук матери совсем не сгибалась. Бувэй почувствовала острую жалость, но знала, что человеческая жизнь упорна. Скоро мать забудет боль, всё начнёт сначала, и проживёт ещё лет до восьмидесяти, до девяноста.
Она крепко обняла маму и лежала так, не двигаясь. С трёх-четырёх лет ей нравилось зарываться в мамины объятия, пока не засыпала.
И тут вошли Буюй и Булао. На этот раз Бувэй не отпрянула, как прежде.
Выйдя за дверь, она увидела, как подъехала машина — Юй Чжунъи.
— А, ты здесь. А мой отец где?
— С ним сидит горничная.
Впервые она услышала его голос: глубокий, уверенный, как и он сам.
Бувэй села в машину. Надо было заехать в офис Вэн Жун, чтобы забрать ключи. Оказалось, это брокерская контора, где суета, гул, никто даже не поднял головы. Секретарша просто сунула ей ключи.
Квартира Вэн Жун находилась на середине холма, маленькая, но с балконом и видом на море. Неплохо устроилась, у неё был свой угол. Закрыл дверь и мир принадлежит тебе.
Бувэй немного позавидовала. Пора и ей наверстывать упущенное.
Она начала разбирать материалы в цифровом фотоаппарате, как раз пришло письмо от издательства “Арлекин”.
Бувэй собиралась было заняться делами, и тут Лили позвонила ей.
— Те люди, что ссорятся на фото, кто это? — задала она довольно странный вопрос. — Как будто герои из фильма Феллини.
Бувэй остолбенела. Она не только случайно сфотографировала семью, но ещё и переслала эти снимки в издательство.
Невнимательная. Ещё не освоила новый ноутбук.
Пришлось отвечать:
— Это мой старший брат Буюй и вторая сестра Булао.
— А что значит «Буюй»?
— «Не бояться. Не сомневаться».
— У тебя, должно быть, очень образованные родители.
— А «Булао» — значит «не трудиться, не утруждаться», выбрать лёгкую жизнь.
— Красивые имена.
— У отца финальная стадия Альцгеймера, у матери микроинсульт, правая рука не двигается. А дети, как стервятники, слетелись грызться за наследство.
— Эти дети на фото это твои племянники и племянницы?
— Именно.
— Великолепно. Дай мне эти снимки. Мы сделаем фотоальбом.
— Это же моя семья. Как-то неудобно.
— Тебе ведь нужны деньги?
— Да… — Бувэй потупила взгляд.
— Что тут скрывать? Чем искреннее, тем лучше.
— Они откажутся от меня.
— По-моему, между вами уже и так ничего не осталось.
Бувэй задумалась.
— А вы делали что-то подобное раньше?
— Да. Альбом «Как сказать прощай» — женщина, узнав, что больна неизлечимо, оставила фотокнигу своей дочери. Тридцать переизданий.
Бувэй была тронута.
— Пока это только идея. Но твоя семья действительно фотогенична. У каждого есть свой характер. Особенно одна девочка очень красивая.
— Это Сяо Жэнь. Умственно отсталая.
— А… — теперь Лили замялась. — Я… даже не знаю, что сказать.
Бувэй повесила трубку и легла в кровать.
Матрас у Вэн Жун пах чем-то едва уловимым… розами. На столике стоял флакон духов с надписью: «Сумеречная роза». Каждый, кто хоть раз выращивал розы, знает, что их аромат на рассвете и в сумерках не один и тот же. Утром он свежий и тонкий, однако к вечеру, под небом цвета сливы, уставшая роза источает аромат зрелый, с лёгкой грустью. Похож на османтус… но всё же это роза.
Да, сумеречная роза.
Девушка вроде Вэна Жуна, изучавший литературу, это, конечно, понимает.
Но почему она вдруг пошла работать в брокерскую фирму? Увлечения и профессия часто никак не связаны.
Точно так же, как жена и любимый человек.
На прикроватной тумбе стоял маленький телевизор. В бессонные ночи помогает скоротать время.
Телефон не умолкал, передавая голосовые сообщения:
— Вэн, пойдём танцевать.
— Вэн, давай в длинные выходные на яхту.
— Вэн, ты должен мне ужин и бутылку шампанского.
Но Вэн Жун, похоже, не придаёт этим людям значения. Иначе почему она даже про командировку не сказала? Если бы Бувэй захотела, могла бы легко утешить всех этих одиноких мужчин.
Но, разумеется, ей это не нужно.
Она открыла на ноутбуке старые снимки, сделанные за последние годы, с подписями. Просматривала их на экране и сама не заметила, как глаза наполнились слезами.
На тех кадрах у отца ещё был живой взгляд. Сейчас уже нет. Волосы у него были белые, редкие, но причёсаны аккуратно. Всё это было благодаря матери. Даже в болезни отец сохранял достоинство.
Человеку, когда он стареет, деньги нужны как никогда.
Она расставила отцовские фото по возрасту, затем открыла свои и онемела.
Всегда считала себя девочкой, что с каждым годом становится всё уродливей, в детстве были густые волосы, блестящее атласное платье, любимая маленькая подружка невесты. Потом начала носить очки из-за миопии, брекеты, проволока на лице, прыщи, опущенные плечи… стеснялась и взгляда, и тела, которое начинало меняться.
И вот годы уплыли сквозь пальцы. Одного этого клише недостаточно, чтобы адекватно описать трагический ход времени.
