На следующий день она сопровождала мать на повторный приём к врачу.
В тесной приёмной мать всё время держала её за руку.
Бувэй бережно пригладила выбившиеся седые пряди, заколола их простой шпилькой.
— Дочь, верно? — спросила сидевшая рядом старушка.
Госпожа Ву кивнула.
— Сыновья остаются сыновьями лишь до тех пор, пока не заведут семью. Лишь дочери навсегда остаются дочерьми, — вздохнула та.
Бувэй улыбнулась.
Мать внезапно пристально посмотрела на неё:
— Ты всё уже знаешь, так?
Она вздрогнула и склонила голову:
— Да.
— Ты всегда была внимательнее, чем твой брат и сестра.
— У них семьи, забот невпроворот.
— Дети это суета и хлопоты, но без них дни чересчур пусты.
Бувэй снова улыбнулась. Жизнь редко бывает полной.
— Я уже не увижу, как ты выйдешь замуж, родишь…
— Не нужно, мама, не нужно бояться, — прошептала она, прижимая материнскую руку к щеке.
— Когда я рожала, я так страшилась боли, что плакала навзрыд и умоляла, чтобы ты была рядом.
— Я не боюсь боли, — мягко ответила дочь.
— А ухаживать за младенцем ты умеешь?
— Стану матерью непеременно научусь.
Госпожа Ву улыбнулась:
— Значит, твоя дочь будет похожа на тебя.
— Думаю, да.
Вышел доктор и пригласил их в кабинет.
Бувэй помогла матери войти. Оглядев девушку, доктор Оуянь только тихо кивнул, он сделает всё возможное.
Во время осмотра госпожа Ву вдруг спросила:
— Оуянь, где теперь ваша дочь?
Доктор словно с облегчением выдохнул:
— В Ганьсу. С «Летающим госпиталем» «Орбис». Всё же лучше, чем вдалеке, в Нигерии.
Бувэй оцепенела. Дочь доктора оказалась тем самым врачом-добровольцем без границ. Вдруг она почувствовала себя до обидного маленькой и ничтожной.
— Я спросил её: «Хуэйчжун, когда выйдешь замуж? Когда придёшь помогать отцу в клинике?» Она только смеётся, что «Скоро, скоро».
Госпожа Ву посмотрела на дочь и сказала:
— А моя — всегда рядом.
— Вам повезло, — вздохнул доктор, — мои дети всё дальше, всё дальше…
Бувэй улыбнулась:
— Летать могут лишь те, у кого есть крылья. Мы же — беспомощные крабы, вечно цепляющиеся за материнские колени.
Доктор, и без того усталый, вдруг поник ещё сильнее, словно нуждался в утешении больше, чем его пациенты. Госпожа Ву взяла на себя эту роль, ободряя его.
— Видишь, — обратилась она к дочери, — дети часто не понимают сердце родителей.
Но тут за дверью раздался шум.
— Что там, Лю? — позвал доктор медсестру.
Ответа не последовало.
Доктор поднялся:
— Пойду посмотрю.
И в этот момент дверь распахнулась.
— Папа! — вбежала загорелая, сильная девушка.
Доктор остолбенел:
— Хуэйчжун? Ты… как ты здесь?!
— Сегодня твой день рождения. Вот тебе сюрприз! — воскликнула она.
Они крепко обнялись.
Бувэй улыбнулась:
— Доктор, мы сами заберём лекарства.
Она помогла матери одеться.
— Давно я не навещала Булао, — сказала госпожа Ву. — Поедем к ней.
По дороге, мимо цветочных лавок, мать вдруг оживилась:
— Смотри, лотос! Листья, стебли, коробочки…
Бувэй вспомнила, как в пять-шесть лет мать так же показывала ей плоды лотоса. Улыбка на её губах смешалась со слезами.
Дома, устроив мать отдыхать, она хотела было сесть за работу. Но вскоре вернулись племянники, чтобы перекусить, помыться, за уроки… суета наполнила дом.
Когда же наконец всё улеглось, и ей удалось написать всего пару страниц, сверху раздался смех, довольно звонкий, серебряный.
«Не зря говорят, писателям лучше не жениться, — подумала она, — дети вырывают у тебя время без остатка».
И всё же этот смех щекотал сердце. Она поднялась и спросила:
— Что у вас там такого весёлого?
Оказалось, они играли в компьютер, меняли лица на экране. Маленькая Сяо Синь превратил лицо Джеймса в голову охотника.
— Эй, вы что, моим фотоаппаратом снимали?
— Да, тётя, он же лежал на столе.
Дети переглянулись, испугавшись упрёка, и, не сговариваясь, сбежали вниз.
Бувэй осталась одна и машинально стала просматривать фотографии.
Снимки — случайные, домашние. И вдруг, словно удар, на фоне за окном отчетливо виднелись две фигуры.
Она увеличила кадр. Мужчина — её брат Буюй. Женщина — новая служанка. Его рука лежала на её плече.
Бувэй похолодела.
Она вновь приблизила изображение: двое наклонились друг к другу, явно перешёптывались. Они и не подозревали, что дети в этот момент фотографируют внутри комнаты.
Бувэй спокойно подняла голову.
Распечатала фотографию. Долго смотрела. Потом набрала номер агентства.
— Я немедленно увольняю эту женщину.
— Есть причины, госпожа Ву?
— Она завела связь с хозяином. У меня есть фото.
— Завтра утром к восьми приедут люди из иммиграционной службы.
Она не сердилась. Лишь испытывала горькое разочарование в брате.
Вскоре вернулся Буюй.
— Где невестка?
— Улаживает продление визы.
— Пройди-ка сюда, мне нужно поговорить.
Она ввела его в комнату, захлопнула дверь, положила снимок на стол.
Он посмотрел и промолчал.
— Ты сблизился с нашей служанкой?
Он криво усмехнулся:
— А разве я не у тебя этому научился?
— Что? — Бувэй изумлённо подняла глаза.
— Ты сама ведь с тем Юй Чжунъи и разговариваешь, и смеёшься, будто нет никаких сословных перегородок, будто мир и правда равен для всех, — с усмешкой заметил У Буюй.
— Ты!.. — Бувэй задохнулась от возмущения.
— На чужих охотно указываешь, а на себя слова не хватает, — добил он.
Она глубоко вдохнула, сдерживая себя:
— Я одинока. А у тебя есть жена и дети.
Тот сразу замолчал, лишь беспомощно развёл руками.
— Слушай, — продолжил он уже мягче, — завтра утром Ассоль увозят. Умоляю, не поднимай шум.
— Что?! — Бувэй вскочила с места. Ассоль работала много лет вместе с тётей Бао, она была весьма преданной.
— Это моя инициатива.
— Ты вмешиваешься куда не просят!
— Да, — кивнул он. — Я из тех, кому достаётся роль злодея. У меня есть выбор? Ты хочешь, чтобы я прятался в углу и хихикал в кулак? Нет, я так не могу. Но обещаю, твой секрет сохраню.
— Её дед был китайцем… — пробормотал Буюй.
— Ах, как поэтично, — язвительно ответила Не Вэй.
— Ты просто презираешь людей.
В этот миг в дверь постучали.
На пороге показалась старшая невестка.
— Что это вы, брат с сестрой, тут шепчетесь? — спросила она недоумённо.
Буюй молча потупился и вышел.
Невестка повернулась к Бувэй:
— Ты что, ревнуешь? Знаю я всё, мама решила выделить Буюю часть денег, чтобы он вложился в бизнес по разработке видеоигр.
Все подозревали, что Бувэй просто мелочна. Но она не стала оправдываться.
Ту ночь она проработала до рассвета.
К семи утра, устало держа в руках банковский чек, спустилась вниз. В кухне Ассоль готовила завтрак.
Бувэй протянула ей чек:
— Собирай вещи. Сейчас за тобой придут. Я знаю твою историю. Ради этого дома мне придётся тебя отпустить.
Ассоль открыла рот, но тут же закрыла его. С гордостью сказала:
— Я не возьму денег.
— Возьми. Когда выйдешь отсюда и работы сразу не найдёшь, это поможет продержаться.
Та колебалась, но всё же сжала чек в ладони.
— Зачем вы так?
— Мать тяжело больна. Я не хочу, чтобы ей было стыдно. Каждый в этом доме для меня близкий.
— Ты добра к ним… но кто сказал, что они ответят тебе тем же?
— Всё это я знаю. Не спорь. Иди собирайся.
— А господин Ву знает, что меня высылают? — с надеждой спросила Ассоль.
— Он в курсе. Я предупредила. Не доверяй им, раз обожглась — запомни урок.
В это время вошла Кэласан – другая служанка. Она бросила холодный взгляд:
— Я помогу собрать её вещи. Я предупреждала её. Но она твердила, что господин Ву её жалеет.
Жалость — чувство высокого порядка. Но Буюй был не из тех, кто на него способен.
— Глупая девчонка, — бросила Кэласан. — Надо было заодно и сестру забрать.
— Тсс, — одёрнула её Бувэй.
С улицы раздался звонок. Прибыли служащие агентства — забрать Ассоль.
В кухню спустилась невестка в халате:
— Что тут происходит?
Бувэй промолчала.
— Так, значит, Ассоль выгнали? — озираясь, спросила она.
Ответа снова не последовало.
— Да за что же? Что такого она сделала? Все мы люди. Ошиблась — можно ведь простить. А ты так сурово… — возмущалась невестка, готовая всегда встать на сторону обиженных.
Бувэй отстранила её и вышла из кухни.
Буюй, зевая, прошёл мимо, словно ничего не случилось. Он даже головы не поднял. Вот так и надо жить, если что невыгодно тут же забыть и двигаться дальше. Без стыда. Без памяти. Ради выживания.
Но у Бувэй на сердце камнем лежала тяжесть.
Невестка была права, Ассоль — тоже человек. Она покинула родной дом, приехала в чужую страну, чтобы за гроши мыть чужое бельё, чистить чужие туалеты, варить еду, нянчить детей. И всё это под придирки хозяйки, капризы детей, грубость хозяина. Малейшая ошибка и увольнение.
В нищей семье страдает женщина. В бедной стране страдает женщина ещё больше.
Бувэй словно придавило глыбой.
И вдруг кто-то сел рядом, на край её кровати.
— Ты всё сделала правильно, — раздался тихий голос.
Она обернулась и увидела мать.
— Будь я на твоём месте, поступила бы так же, — продолжила она. — Я всё знаю о делах дома.
— Буюй и правда опустился, — горько сказала Бувэй.
— У него сейчас полоса неудач, потерял работу, сидит на иждивении, раздражён. Средний возраст, кризис. А тут молодая женщина смотрит на него снизу вверх, восхищается, говорит по душам. Конечно, ему приятно.
Мать объяснила всё предельно ясно.
Бувэй невольно улыбнулась:
— Мама, откуда ты знаешь слово «кризис среднего возраста»?
— Я ведь читаю газеты.
— Старший брат, право, жалок.
— Пусть прошлое уйдёт. Не поминай.
Бувэй кивнула.
