У Мэй Чжуюя было несколько дней свадебного отпуска, так что в Министерство правосудия ходить не требовалось. Первые двое суток он ночевал в доме гогуна Юй, но потом всё-таки вернулся в своё жильё в квартале Чанлэ. И он, и сам гогун были уверены, что У Чжэнь останется у отца: нынче в Чанъане многие знатные новобрачные предпочитали жить в отчем доме, а не у мужа. С её характером казалось совсем невероятным, что она переберётся к Мэй Чжуюю.
Жил он просто, без излишеств, не любил увеселений, музыки и танцев, а У Чжэнь была его полной противоположностью. Поэтому, хоть они и сочетались браком, совместный быт под одной крышей долгое время мог бы оказаться для неё тягостным. Мэй Чжуюй понимал это ясно и не настаивал.
Однако едва он переступил порог своего дома, как там тут же стало шумно: по повелению У Чжэнь туда потянулись носильщики с тюками. В них были её платья, украшения, любимые безделицы и домашние мелочи.
Мэй Чжуюй удивился, но в душе был несказанно рад. Даже услышав, что она будет лишь иногда бывать тут, он велел ещё раз вычистить и привести дом, и без того опрятный, в образцовый порядок, чтобы ей было куда расставить свои вещи. Заодно он заказал новые шкафы и прочую утварь, чтобы У Чжэнь могла пользоваться.
В доме появился ещё один хозяин и вещей прибавилось; пропала прежняя пустота и холодок. У Чжэнь прошлась по отведённой ей комнате и вспомнила, как в прошлый раз пробиралась сюда тайком и как юный господин вытащил её из-под кровати… Подумав об этом, она невольно заглянула под ложe Мэй Чжуюя.
Там было чисто, ничего лишнего. А её красный халат с круглым воротом, оставленный тогда, видимо, нашли. Интересно, что он подумал, когда обнаружил под своей кроватью женскую одежду? У Чжэнь не показала ни тени смущения; она даже с интересом порылась в шкафах, надеясь найти ту самую вещь.
Одежда не нашлась, потому что Мэй Чжуюй вошёл раньше. Увидев, что она что-то ищет, спросил:
— Что ты ищешь?
— Красный халат с круглым воротом, — ответила она.
Таких халатов у неё было не один, но если он нашёл именно тот, оставленный под кроватью, он поймёт, о чём речь.
И впрямь, у Мэй Чжуюя появилось смущённое выражение, уши у корней вспыхнули. Он молча подошёл к кровати, открыл маленький шкафчик сбоку и достал оттуда аккуратно сложенную одежду; под ней лежала нижняя рубаха и ещё кое-что из женских вещей… Он протянул свёрток У Чжэнь.
Она не взяла, а спросила:
— Ты догадывался, почему под твоей кроватью могла оказаться такая вещь?
— Не знаю, — сказал он. — Но я видел на тебе этот комплект.
Стоило вспомнить об этом, как на душе становилось неспокойно, и даже спать на этой кровати было неловко, вот он и запер всё в шкафчике.
Глядя на его пылающие уши и изо всех сил спокойную мину, У Чжэнь на миг потеряла дар речи. Он младше её на несколько лет, стыдливый и прямой, и от любого более близкого движения смущается, а ночью был отчаян и силён настолько, что её, Кошачью госпожу, это удивило. На пояснице до сих пор виднелись отпечатки его пальцев.
Впрочем, несмотря на это, она осталась очень довольна, ей действительно было комфортно. Об отношениях между мужчиной и женщиной раньше ей с улыбкой рассказывала Ху Чжу, и У Чжэнь пожимала плечами: мол, ерунда. А теперь, попробовав, уже так не думала. Её юный господин ночью был молчалив и порывист, совсем не такой, как днём.
Мэй Чжуюй не знал, о чём она думает; видя, что она не берёт свёрток, он снова открыл шкаф и аккуратно убрал одежду на место. Но едва закрыл дверцу, как ощутил, что кто-то тянет его за пояс. Это У Чжэнь ухватила кушак и потянула его к кровати.
Когда он уже сидел на краю ложа, всё ещё не успев сообразить, спросил:
— Что случилось?
Раздался лёгкий щелчок, У Чжэнь развязала ему пояс, отпустила, и тот упал на пол.
— Спать, — улыбнулась она, потянув его за ворот.
Мэй Чжуюй опешил и придержал её руку:
— Сейчас белый день, едва за полдень…
Она устроилась у него на коленях, обняла за шею, прикусила горячую мочку уха и прошептала:
— А мне хочется. — Ей вдруг взбрело проверить, так ли он неукротим днём, как ночью.
Но он снова мягко остановил её:
— Лучше вечером. Сейчас… — Она не стала спорить, легко высвободила руку и потянулась туда, где возражения заканчиваются.
— Это ведь твой дом, — сказала она, — почему нельзя? Ведь никто не увидит.
Договорить она не успела: ахнула и оказалась на спине, а вздрогнувший всем телом юный господин накрыл её собой и охрипшим голосом сказал:
— Вчера я был слишком резок. У тебя синяки на пояснице, тебе может быть больно.
У Чжэнь прыснула, клюнула его в щёку:
— Я уж подумала, ты просто стесняешься.
Он действительно стеснялся, но в его сердце собственные желания всегда меньше, чем её.
— Тебе может быть больно», — сказал он, как о грядущем прорыве плотины, с этой опасной дрожью в голосе.
— Хорошо, — ответила она, уже расстёгивая ему ворот. — Тогда будь мягче.
