Хотя это и был дом куртизанок, всё оказалось совсем не так, как он себе представлял: вид миловал глаз, и ни одной красавицы у стола, только они, и каждый занимался своим делом. Мэй Сы, поздоровавшись, уединился за ширмой и углубился в рисунок; Цуй Цзю настраивал цитру, изредка перебирая струны; господин Чжао вертел коробочку с винными жетонами и что-то бормотал; госпожа Сун сидела у курильницы, вокруг неё было множество коробочек и склянок, и она изредка щепотками подсыпала ароматные порошки в курильницу; кто-то, привалившись к колонне, потягивал вино; двое при свете лампы играли в го. Словом, каждый находил себе тихое занятие.
У Чжэнь тем временем маленьким ножом чистила дыню: кожа тонким слоем слетала под её рукой; она ловко нарезала ровные дольки, выложила на блюдо и пододвинула к Мэй Чжуюю.
— Будешь есть так, без всего, или смешать с топлёным молоком и мёдом?
— Так будет хорошо.
Она подперла щеку ладонью и внимательно на него посмотрела:
— Не стесняйся. Я просто хотела показать, чем занимаюсь здесь обычно. Чтобы ты знал: в отличие от болтающих, я сюда прихожу слушать музыку и смотреть танцы.
Она говорила прямо, а Мэй Чжуюй кивнул без колебаний:
— Я знаю. — Он умел читать лица и жизненную энергию людей: у У Чжэнь они были чистыми, взгляд ясным, без малейшей мутности. Она была человеком открытым и светлым.
— Не обращай внимания на слухи, — сказал он. — Они не заслуживают доверия.
— Это как раз то, что я собиралась сказать тебе, — усмехнулась У Чжэнь. Выходит, зря переживала: ее муж и в самом деле не держит всякую грязь в сердце. Она расспрашивала замужних подруг и знала: почти у всех после свадьбы случаются мелкие трения и недоразумения. Но с Мэй Чжуюем у них не было ни одной размолвки. О какой ссоре речь? Он ни разу не сказал ей дурного слова. Как бы она ни обращалась с ним: теплее или прохладнее, он всё принимал ровно. Радовался встречам, не бегал за ней, когда она не приходила и давал ей ту же свободу, что и до брака.
«С таким настроем, — подумала У Чжэнь, — ему бы в даосы: выдержка железная, успех неизбежен».
И в самом деле, искусный даос господин Мэй съел поданные блюда, именно те, что она выбрала для него, и оценил их по достоинству. Даже он, равнодушный к еде, нашёл вкус необычайным, такое мастерство в Чанъане большая редкость.
После ужина они немного поболтали, поели фруктов и совсем стемнело.
Слуги пришли зажигать свет. Хотя и так ламп было немало, с десяток слуг разом зажгли множество крошечных светильников по углам и большую вращающуюся лампу в центре. А ещё зажгли огни на воде. Вода там была неглубокая, по колено; лампы, расставленные у берега, медленно подтягивались течением к павильону, так что внутри и снаружи стало светло, как днём.
Издали послышался перезвон подвесок, и в зал, слегка толкаясь, вошла группа танцовщиц в лёгкой вуали, а за ними несколько дам с музыкальными инструментами.
Старшая из них, в тёмно-сливовой юбке, была особенно изящна. Сев, она с улыбкой кивнула У Чжэнь. Танцовщицы выстроились в центре, и с первым ударом по струнам её пипы закачали талиями.
В павильоне гулял лёгкий ветерок, рукава танцовщиц развевались, их тени отражались на большой лампе посередине, тонкие и гибкие, словно цветы, плывущая в воде. На телах звенели крошечные колокольчики, взлёты юбок растворялись в тумане красоты.
Пипа у госпожи Вань звучала мягко и чисто, будто сама ночь и ветер вошли в струны. У Чжэнь, подперев щеку, прищурилась и слушала; пальцем постукивала по краю белого нефритового блюда, изредка издавая едва слышный щелчок, как будто пробуя на вкус услышанное. Все, чем бы они не были заняты до того, теперь внимали музыке и танцу. Один лишь Мэй Чжуюй не отводил глаз от У Чжэнь, не даря ни капли внимания никому и ничему вокруг.
Такие нежные, прекрасные песни и пляски не могли сдвинуть каменную сосредоточенность этого хладнокровного даоса: он по-прежнему был занят лишь облегчением собственной тоски.
Когда мелодия смолкла, госпожа Вань вздохнула и спросила:
— Ну как вам понравилась моя новая вещь?
— Превосходно, — похвалил Цуй Цзю. — Ваше мастерство всё тоньше.
Другие тоже закивали, но на лице у госпожи Вань радости не было, скорей тревога. Наконец она посмотрела на У Чжэнь:
— Вторая госпожа У, что скажете вы?
— Пока нет, — покачала головой У Чжэнь. — В нескольких местах слышится зажим. Замысел не тот, что прежде, но и до конца изменить его не вышло, в итоге ни то ни сё. На слух недурно, а если вникать сыровато.
Глаза госпожи Вань вспыхнули, она подалась вперёд:
— Можно попросить вторую госпожу У указать, как следует?
Музыка и танец ныне в почёте, ведь сам государь ими увлечён, а что уж говорить о его подданых. Вкус У Чжэнь был признанным вплоть до дворца, рука её тоже знала своё дело, только она редко играла сама. Она посмотрела на своего мужа рядом: сегодня она привела его повеселиться, но почему бы не сыграть пару вещей для настроения.
У Чжэнь поднялась и вышла под свет ламп. В отличие от прочих музыкантш, не села на мягкое сиденье, а приняла из рук госпожи Вань пипу и устроилась на складной лежанке. Поза была вовсе не чинная, а свободная и небрежная, но стоило ей склонить голову и коснуться струн, оторвать взгляд было невозможно. Та первая мелодия не задела ухо Мэй Чжуюя. Эта заставила в каменном сердце господина Мэя распуститься маленький цветок.
