В сравнении с сотнями громадными суднами Мулань, стоявшими на якоре у внешней гавани, эта узкая посудина с заострёнными носом и кормой выглядела не больше ложки. Борта её были такими низкими, что волна играючи перебегала через край. Казалось, стоит ступить ногой внутрь, и мутная вода легко хлынет следом.
Юноша, впрочем, привык к таким тесным лодочкам. Он уселся на узком носу, положив снятый поясной меч поперёк коленей. Старый лодочник на корме не спеша работал веслом. При желании любой пассажир, чуть протянув ногу, мог столкнуть соседа прямо в воду. На зыбкой поверхности отражался пёстрый свет городских улиц; краски дробились, переливались и вместе с влажным, тягучим, дурно пахнущим воздухом поднимались к лицу. И хотя он жил здесь уже больше полугода, всякий раз, когда лодка скользила вглубь этого города, его снова и снова охватывало лёгкое головокружение.
Среди всех городов Лэйчжоу, именно Биболу поражал своей странностью.
Занимая обширную территорию, он имел улицы удивительно тесные, ярко раскрашенные стены соседствовали с домами, построенными криво и беспорядочно. Щели меж строениями то превращались в пыльные проходы в сухую пору, то в сезон дождей заплетались в густую паутину каналов, и каждая хижина оказывалась крохотным островком. Чуть более зажиточные семьи начинали путь прямо с крыши. Слуги впереди несли широкие доски и настилали их от порога к порогу, превращая улицу в цепь временных мостков. Те, кто богаче и знатнее, ехали через город на плечах могучих «ханьфэн-куафу»1, и если в их жилах сохранялась достаточно «чистая» кровь, хозяева могли усаживать им на плечи сразу двух танцовщиц, что служило несомненным знаком высокого положения. А для простолюдинов оставались только узкие лодчонки, в которых люди сидели так тесно, словно бобы в пересохшей стручковой оболочке, и всё же они умудрялись втиснуть туда корзины с овощами и фруктами, свёртки ткани, вёдра, а то и двоих-троих малышей. Стоит сделать лодку шире, и по большинству каналов уже не пройти.
Местные жители были высоки ростом, темнокожи и на редкость медлительны. Ранним утром, когда на миг прекращался дождь, женщины, услышав крик цветочников, толкали ставни, словно сотни плотно сомкнутых бутонов вдруг раскрывались, показывая разноцветные нити тычинок.
Мальчишки-цветочники сидели в больших деревянных ушатах и плавали по улицам. Их ноги и ступни были укрыты целыми охапками белых бутонов лотоса, лица перепачканы грязью, но стоило им улыбнуться, как зубы сверкали, точно раковины с бухты Хуэйцзинь. Так и качался Биболу в сезон дождей, а в Лэйчжоу этот сезон всегда тянулся мучительно долго.
Вдруг что-то с глухим стуком упало на сапог юноши. Он опустил взгляд. Это был белый бутон лотоса, ещё не раскрывшийся, с коротко обломанным стеблем, видимо только что вынутый из причёски девушки. Он вскинул голову, и в ту же секунду из высокого окна донеслись девичьи визгливые смешки. У самого подоконника мелькнул пурпурный подол с вышивкой, и тут же исчез.
От бутона поднимался тонкий аромат волос, густой и сладкий, который, смешиваясь с запахом воды, расплывался в воздухе лёгкими нитями. Юноша не стал его поднимать, только чуть заметно усмехнулся.
В этом городе соседствовали самые пряные благовония и самые зловонные сточные канавы. Оба они, равно прославленные, давно стали излюбленным сравнением у поэтов третьего ряда Восточного континента.
Это был столичный город Чжуньяня, один из самых богатых портов Западного материка.
Биболу поражал отсутствием всякой меры и порядка. Он был словно кишащие внутренности чудовища. Даже моряки, пернатые и восточные торговцы, привыкшие к дальним путешествиям, не рисковали забираться далеко в его нутро и предпочитали держаться поближе к порту. По этой причине для девушек Чжуньяня юноша, облачённый в форму восточного офицера из Чжэна, казался диковинкой: ни чертами лица, ни белой кожей, ни манерами он не походил на окружающих и выглядел куда необычнее даже, чем северные мореплаватели с золотыми волосами.
Все эти запутанные водные дороги в конце концов сходились в реке Папар, и его лодка тоже неторопливо тянулась туда вместе с ленивым течением.
Город, начинавшийся у северо-восточной гавани, раскинулся к юго-западу на добрый десяток ли, но у реки застройка вдруг резко обрывалась, словно пёстрая толпа оборванцев наткнулась на шествие знатного вельможи и поспешила отступить, оставив перед ним простор. Так возникала широкая, ровная возвышенность, и именно там высился дворец Чжуньяня.
- Ханьфэн-куафу (寒风夸父, hánfēng kuāfù) — легендарные великаны смешанной крови, используемые в Лэйчжоу, как носильщики. ↩︎
