В тот последний миг, когда жизнь ускользала, её взору открылась лишь узкая полоска неба. На небе плыли белые облака, очертаниями точь-в-точь овцы. Она никогда не совершала ошибок, и в том мгновении, когда увидела образ заветного, вдруг ощутила, что конец её пути совершенен.
— Что ж, отныне, когда придётся пасти овец, пусть этим занимаешься ты, — сказала Мэй Цзю и сама уступила ей часть власти над телом.
Ань Цзю терпеть не могла мягкосердечие Мэй Цзю, но в этот раз подумала, что быть «слишком доброй», пожалуй, не так уж плохо.
К ним подошла девушка в пурпурном наряде, поддерживая Лу Цинмина. Она с укоризной в голосе сказала:
— Господин, как же вы опять довели себя до такого состояния?
— Овцы вдруг словно взбесились, — пробурчал он, — чуть не рассыпали мои старые кости по дороге. — Он резко остановился и, повернувшись к Мэй Цзю, спросил: — Какое стихотворение ты написала?
Вопрос был столь внезапным, что Мэй Цзю опешила. Лишь спустя несколько мгновений она вспомнила, как утром в классе вывела строки и теперь тихо прочла их вслух.
Лу Цинмин выслушал и снова задержал на ней взгляд, после чего широко улыбнулся:
— Старик полагает, в ребёнке должна быть бодрость и сила. А ты, девочка, махала палкой с таким размахом, что ветер свистел. Дивное зрелище!
— Старик уродлив, но вкус у него, пожалуй, недурен, — хмыкнула Ань Цзю.
— Ладно, — махнул рукой Лу Цинмин. — Полдень настал, идите, отдохните и поешьте. Через час возвращайтесь слушать наставления о Чане.
— Слушаемся, — в один голос ответили ученики.
Мэй Цзю не знала дороги, поэтому держалась за другими, шагая следом.
Девушка в пурпурном, заметив её, язвительно усмехнулась, взяла под руку нарядную подругу в переливчатом шёлковом платье и громко произнесла:
— Слышала я, будто одна особа вела себя перед братцем Мо так, будто сама была готова броситься ему в объятия, а потом его же и оболгала, обвинив в разврате. Из-за неё он так и не смог попасть в нашу школу!
Она обернулась, уставилась прямо на Мэй Цзю и холодно спросила:
— Мэй Жусюэ, скажи, разве это не мерзко?
Мэй Цзю не нашла, что ответить, и, склонив голову, промолчала.
— Седьмая сестра, — тихо потянула её за рукав подруга в цветном платье, — не ищи ссоры.
Девушка недовольно фыркнула, но всё же умолкла и надменно отвернулась.
— Сестра! — вдруг раздался позади мелодичный женский голос.
Мэй Цзю, узнав голос Мэй Жуянь, с радостью обернулась. В тот же миг и остальные замерли на ступенях, тоже глядя в сторону, откуда донёсся оклик.
Снизу поднимались четверо девушек. Среди них особенно выделялась одна с узкими глазами, похожими на фениксовые. Чужое лицо сразу бросалось в глаза. Сказав что-то спутницам, она направилась вверх быстрым шагом.
Мэй Жуянь, заметив внимание, с улыбкой присела в почтительном поклоне и звонко произнесла:
— Пятнадцатая приветствует всех братьев и сестёр.
На приветливую улыбку трудно ответить грубостью. Весёлый блеск её глаз, ямочка на щеке, свежая, юная красота — всё это располагало к себе. Она выглядела мило, но не настолько ярко, чтобы вызвать зависть, и потому все вежливо ответили на поклон. Даже Мэй Ци слегка кивнула.
— Я только прибыла, — продолжила Мэй Жуянь. — Ни порядков ваших не знаю, ни лиц ваших не различаю. Прошу простить и быть снисходительными.
Старший из юношей, выглядевший серьёзнее других, шагнул вперёд:
— У нас в семье нет различий между мальчиками и девочками при счёте старшинства. Я второй по рождению, зовут меня Тинцзюнь. — Он указал на девушку в переливчатом платье: — Это третья, её имя Тинчжу.
Юноша, недавно срывавший мандарины на дереве, перебил его с восторженной торопливостью:
— Я четвёртый, Тиндун! А вон — пятый, Тинчунь, рядом шестой, Тинцзянь, дальше — седьмая, Тинъюань…
Словно горох сыпал, он перечислил всех до единого.
Мэй Тинъюань тут же шагнула вперёд и резко спросила:
— Ответь-ка мне: как твоя сестра довела до обморока мою бабушку? Как опозорила брата Мо? И каким образом обманула старейшину Чжи, чтобы тот взял её в ученицы?
Мэй Жуянь заранее всё разузнала. Второй — Мэй Тинцзюнь, третий — Мэй Тинчжу и седьмая — Мэй Тинъюань — все они были детьми главы рода, и сама Тинъюань, как вторая дочь, с малых лет находилась под покровительством двух старых госпож. Те души в ней не чаяли и слепо её баловали.
Мо Сыгуй же был сыном сестры главы рода, то есть двоюродным братом Тинъюань. Говорили, что их связь была очень тесной. А ещё ходили слухи, будто весь клан следил за тем, кого же выберет старейшина Чжи своим учеником…
Если вспомнить всё это, то выходило, что Мэй Цзю одним махом задела все самые больные места Мэй Тинъюань. И разве странно, что та теперь смотрела на неё с ненавистью и злостью, готовая зубами скрежетать?
