Тао Афу схватила толпа людей и втолкнула ее к освещённой огнями многоэтажной галерее.
Поскольку днём она мыла голову и волосы ещё не высохли, А-фу шла с распущенной косой. Её толкали и пихали всю дорогу, она спотыкалась, лохматая, словно маленькая помешанная. После того как одна служанка дважды больно выкрутила ей руку, Афу перестала кричать и, сомкнув губы, позволила себя тащить.
Дом у Тао огромный, но Афу никогда не бывала в других его частях и не видела столь прекрасных строений. Даже когда её свирепо вели внутрь, она не удержалась, чтобы не оглянуться на резные оконные переплёты. Ну и красота.
Полный мужчина средних лет сидел на главном ложе во главе зала. Увидев Афу, он с лицом, полным отвращения, рявкнул:
— На колени!
Афу со шлепком бросили на пол, слуга крепко зажал её руку. Она подняла взгляд на мужчину и только тогда узнала в нём своего отца. Вообще-то она видела его всего пару раз в жизни.
Господин Тао раздражался от одного её туповатого, деревянного вида. Рядом с ним сидела изящно одетая женщина, ее мачеха, госпожа Ян. За её спиной стояли три родных дочери, все красавицы как на подбор. Все четверо, и мать, и дочери, были хороши собой, но высокомерны, в глазах одинаковое презрение. Смотрели на Афу как на грязное пятно, случайно задевшее подол.
Они к ней не обращались, лишь госпожа Ян спросила слуг:
— Это она всё время ворует в доме?
— Да, госпожа. Ту еду крадёт старшая барышня, мы своими глазами видели.
Господин Тао шлёпнул по подлокотнику:
— Вот она деревенская порода, в мать уродилась, без роду-племени, только позорить меня и годится!
— Как у меня могла родиться такая дочь? Зачем я тогда её не придушил, чтобы сейчас не позорилась!
Сколько бы он ни бранился, Афу лишь стояла на коленях и не сводила глаз с низенького столика слева от отца. Там лежали пирожные, на вид мягкие и рассыпчатые.
Набранившись вволю и не дождавшись ответа, господин Тао разъярился ещё больше. Госпожа Ян, снизойдя, смерила взглядом «маленькую мышь» Афу и сказала:
— Девчонка распустилась. Надо бы ее проучить.
Лицо господина Тао тут же сменило выражение:
— Как скажешь, госпожа. Делай с ней, что вздумается.
Госпожа Ян сдержанно улыбнулась. Три девушки, увешанные золотом и в роскошных платьях, придирчиво осмотрели Афу, потом с шёпотом прильнули к матери. Госпожа Ян ласково на них взглянула и велела служанкам, державшим Афу:
— Научите её приличиям как следует, а потом посадите в карцер. Когда образумится, тогда и выпустим.
Две служанки хором ответили. Им, разумеется, было ясно, что значит учить приличиям.
Господин Тао добавил:
— У госпожи доброе сердце. А я бы сказал пороть надо, чтоб запомнила.
Госпожа Ян игриво зыркнула:
— Она хоть и не твоя любимица, но всё же дочь. Неужто прикажу ее бить? Боюсь, ты пожалеешь.
Господин Тао отмахнулся:
— Какой с неё толк? Чего жалеть. Бейте хоть до смерти. — И, не взглянув на Афу, приказал слугам: — Перед карцером выпороть. Жёстко!
Тут Афу по-настоящему испугалась и задрожала. Она огляделась: повсюду были злые лица или, в лучшем случае, снисходительно-жалостливые. Никто её не спасёт.
Вдруг Афу вывернула кисть, высвободила руку, пригнулась и, перекатившись, юркнула между ног рослой служанки и стрелой бросилась к выходу.
Все были застигнуты врасплох, и сразу ее не поймали. Но кто-то сообразительный уже кинулся следом.
Афу была маленькая и проворная. Один слуга бросился на неё и промахнулся, но тут же к погоне присоединились ещё. Видя, что ее вот-вот схватят, перепуганная Афу вдруг услышала голос:
— Налево.
Голос Учителя. Она узнала. Учитель пришёл! И хотя его не видела, страх спал, и она со всех ног рванула влево. Там раскинулось большое озеро, берега в лотосах и листьях. Днём красота необыкновенная, да только сейчас ночь, лишь два тусклых фонаря, так что цветов не разглядеть, один туман да тени.
