Он говорил о полицейском жетоне.
— Это была фотография из новостей?
— Да. Снято в больнице. На снимке вы с кем-то стояли в конце коридора, словно разговаривали, но ваше лицо было размыто.
Цзун Ин нахмурилась.
— Тот молодой человек сказал, что это новости в режиме реального времени. А раз так, я решил, что вы всё ещё в больнице, поэтому повернул обратно. Жаль, когда я добрался туда, уже светало.
Однако её больше волновало не это. Она зацепилась за другой факт:
— Вы помните заголовок той новости?
Шэн Цинжан прикрыл глаза, вспоминая, и произнёс:
— «Председатель корпорации “Синьси” и главный судебный медик по делу аварии в туннеле 723, а также расследованию наркоскандала в руководстве компании, оказались отцом и дочерью?»
Цзун Ин коротко и тяжело вдохнула.
Одного заголовка хватало, чтобы представить, сколько грязных домыслов и нападок скопилось в комментариях. Она ненавидела неприятности, но неприятности неизменно преследовали её.
Шэн Цинжан уважил её молчание. Он не стал тревожить её и, взяв молоко с тумбы у входа, тихо направился на кухню.
Цзун Ин в этот момент повернула голову и сказала:
— Из-за меня вы не смогли забрать срочные бумаги. Прошу прощения. — Она немного помолчала и добавила: — Но если не получить эти документы, возникнут трудности?
Он открыл кран, и в комнате зашумела вода. Он склонился, начал мыть руки и спокойно ответил:
— Не стоит тревожиться, госпожа Цзун.
Мужчина вытер руки полотенцем и продолжил:
— Любую задачу можно решить. Вам не о чем беспокоиться.
Цзун Ин промолчала. Она машинально достала пачку сигарет, вытянула одну и закурила.
Он, заметив, остановился и сразу же распахнул окно.
Цзун Ин вдруг осознала, что ему, вероятно, неприятен запах дыма. Она сделала короткую затяжку, затем из уважения погасила сигарету и бросила в корзину.
Она осталась сидеть, наблюдая, как Шэн Цинжан заваривает чай, затем достаёт из бумажного пакета багет, нарезает его ломтями и обжаривает.
Когда вода закипела, он добавил молоко в чай и, повернувшись к ней, спросил:
— Госпожа Цзун, а как вы обычно предпочитаете яйца?
— А? — рассеянно откликнулась Цзун Ин, вдруг опомнившись, и добавила:
— Мне всё равно.
В воздухе витал густой, щедрый аромат еды, и в утреннем свете он напомнил ей о далёких днях в квартире №699, когда и мать, и бабушка были ещё живы.
Шэн Цинжан выключил огонь, вернулся в гостиную с молочной кастрюлей в руках, развернул на столе два стеклянных стакана и, держа ситечко, налил в них горячий, парящий напиток. Он обернулся к сидевшей на диване Цзун Ин и напомнил:
— Госпожа Цзун, можно садиться завтракать.
Она поднялась. Он вновь пошёл на кухню за посудой и едой, потом пододвинул ей стул и сам обошёл стол, чтобы устроиться напротив.
Молчание за едой — простейшее правило вежливости между незнакомыми людьми. Разделив еду и специи, они принялись за завтрак, не обмениваясь словами.
Шэн Цинжан поел быстрее, но дождался, пока Цзун Ин отложит приборы, и только тогда сказал:
— Госпожа Цзун, мне необходимо уйти. Вернусь, вероятно, лишь вечером. Это время прошу вас провести здесь спокойно, я распоряжусь, чтобы из конторы вам приносили еду. — Он поднялся и задвинул стул. — После десяти часов я смогу отвести вас обратно, в ваше время.
Немного помедлив, он добавил:
— Сейчас же мне нужно принять душ. Чувствуйте себя как дома.
Цзун Ин не возразила.
Он прошёл прямо в умывальную. Перед тем как скрыться за дверью, Шэн Цинжан завёл патефон и поставил пластинку. Комната сразу ожила: резкие, стремительные аккорды фортепиано почти заглушили шум воды за перегородкой.
Цзун Ин прошлась по комнате, затем вернулась к прихожей и подняла газету с тумбы.
Свежая краска букв пахла едко, вертикальные колонки тесно тянулись строка к строке, рассказывая о самых живых и острых событиях того времени.
Она бросила взгляд на дату в верхней строке:
Двадцать пятое июля, двадцать шестой год республики.
Когда ручной патефон умолк, шум воды стал слышнее, но продлился недолго.
Вскоре дверь распахнулась. Шэн Цинжан вышел уже в чистой рубашке, волосы его были ещё влажными. Он вытирал голову полотенцем и говорил:
— Госпожа Цзун, в крайнем шкафу слева есть чистые полотенца, ещё не использованные, если вам понадобятся, берите. — Он добавил: — Правда, с горячей водой небольшая проблема, поэтому если захотите принять ванну…
Договорить он не успел. Раздался звонок.
Цзун Ин взглянула сначала на дверь, потом на него и вдруг тихо сказала:
— Я спрячусь.
Она вышла на балкон, выходящий в сад, задвинула шторы и прикрыла дверь.
Шэн Цинжан открыл дверь. Вошёл кто-то из гостей. Цзун Ин не разобрала слов, но по голосу поняла, что это была молодая девушка.
Вскоре снова заиграл патефон, теперь — популярная песня.
Цзун Ин закурила сигарету. Утренний свет летнего дня становился всё жарче, и весь просторный сад под балконом раскинулся у её ног. Подняв взгляд, она словно увидела очертания далёкой границы Шанхая, какого-то непривычно тихого и спокойного.
А в доме звучал куплет: «Великолепные виды на десяти ли иностранного квартала, ездим в автомобилях, живём в особняках»1. Весёлая песня разносилась по комнате, а в голове Цзун Ин снова всплыла дата с газеты: двадцать пятое июля, двадцать шестой год республики.
Совсем скоро этот город должен был проститься со своим золотым веком.
- «洋场十里好呀好风光，坐汽车，住洋房» (yángchǎng shí lǐ hǎo ya hǎo fēngguāng, zuò qìchē, zhù yángfáng — строки из старой шанхайской песни 《十里洋场》 («Десять ли иностранного квартала»), наиболее известной в исполнении Ёсико Ямагути, также известной как Ли Сянлань. ↩︎
Слушать песню на YouTube:
