Цзун Ин вышла из виллы и остановилась в саду.
Если поднять голову, можно было разглядеть чистое стекло окон гостиной на втором этаже, но плотные шторы почти полностью преграждали свет. Солнце пробивалось внутрь лишь узкой, упрямой полоской.
Она отвела взгляд и впервые за всё время позволила себе достать сигареты. Спичка вспыхнула, горький дым потянулся к небу.
Густые летние деревья зеленели, цикады надрывались без устали, а сам особняк словно жил в оторванном от мира покое, существуя так, как ему хотелось.
В действительности всё было иначе. В гостиной наверху клубились тревога, ярость и давние семейные обиды, готовые вот-вот взорваться.
Шэн Цинжан снова говорил о том, что Шанхаю не избежать войны. По поручению Комитета по переносу заводов он пытался убедить старшего брата, Шэн Цинсяна, перевезти семейные предприятия из Яншупу, Южного района и даже из концессий вглубь страны.
Это был не первый и не второй его визит. Сначала старший брат не придавал словам значения, теперь, когда вокруг царил хаос, он оказался в тупике, но всё равно не мог решиться.
Вынести из дома пожитки — не то же самое, что перевезти огромный завод. Для семьи бегство означало собрать чемоданы, найти место на пароходе или в вагоне и отыскать жильё на новом месте. Для фабрики же каждое движение превращалось в труд, полный опасностей: разобрать машины, упаковать их, перевезти, потом найти помещение, восстановить производство. К тому добавлялись люди, финансы, неопределённость войны. Никто в Китае ещё не сталкивался с подобной задачей, и сам замысел казался дорогой, усыпанной шипами.
Пепельница лежала на ковре, погружённая в мёртвую тишину. Муж второй сестры тоже потушил сигарету, и в комнате будто повисло оцепенение.
Тучный старший брат вдавился в кожаное кресло. Пока Шэн Цинжан продолжал говорить о «положениях о дотациях при переносе», его веки отяжелели, лицо налилось усталостью.
«Слишком поздно, — подумал он, — лучше рискнуть и остаться. Может, война окажется недолгой. Может, предки уберегут. Может, удастся миновать бомбёжки».
Эта мысль всё больше укреплялась в нём, и голос младшего брата становился лишь раздражительнее.
— Хватит! — резко выкрикнул он. — Замолчи и уходи!
Шэн не поднялся, но тоже больше не говорил. На его бледном лице проступила тихая, беспомощная усталость.
Цинхуэй, уловив напряжение, торопливо вставила:
— Третий брат, пойдём лучше выпьем кофе.
Он её не услышал. Мужчина разжал пальцы и положил на стол несколько билетов:
— «Раджпутана», семнадцатого числа. До Гонконга. Пять мест. Возможно, семье пригодится.
В его голосе не было ни вызова, ни горечи, только спокойная забота.
Вторая сестра, всё это время молчавшая, усмехнулась холодно:
— Билеты на английский пароход? Что это значит? Ты хочешь похвастать своими связями в муниципальном совете?
Шэн поднял портфель, тяжело встал и направился к двери. Он сказал, не оборачиваясь:
— Завод в Яншупу прямо под огнём. Опасность там самая большая. Если случится беда, можно оформить документы так, будто предприятие продано немцам. Достаточно проставить задним числом дату и зарегистрировать у немецкого консула. Тогда японцы будут обязаны выплатить хотя бы часть компенсации.
Договорив, он вышел. На лестнице его встретил племянник. Мальчишка поднял голову и, нарочно прищурившись, бросил стеклянный шарик прямо ему под ноги.
Шэн Цинжан наклонился, поднял шар и сжал в ладони. Потом он спокойно сказал:
— Не бросай что попало.
После этого он обошёл ребёнка.
Солнце палило беспощадно. На улице не было ни малейшего ветерка.
Цзун Ин стояла у дверей и курила. Когда Шэн Цинжан подошёл, в запах горького дыма сразу ворвалась приторная молочная нотка. Он уловил её почти мгновенно.
Она почувствовала его шаги, торопливо придавила сигарету, и кончик её языка привычно коснулся пересохших губ, оставив во рту едва уловимый вкус огня и дыма.
— Уходим? — спросила она.
— Пойдём, — ответил он.
Он заметил, что она спрятала тлеющий окурок прямо в ладонь, будто не желала, чтобы он пропал даром. Шэн Цинжан хотел было что-то сказать, но промолчал и лишь опустил голову, сделав первый шаг к выходу.
Дядя Яо открыл для них ворота. Они снова устроились в машине, где воздух был насквозь пропитан жаром, натянувшимся под палящим солнцем, и пахнуло тяжёлой духотой.
— Куда направимся, господин? — спросил шофёр.
— Сычуаньская улица, тридцать три, — тихо произнёс Шэн Цинжан.
После этого он закрыл глаза. Цзун Ин не знала, что он едет в Комитет по переносу заводов, но не стала спрашивать. Она сидела молча, глядя на улицы, что медленно отплывали назад. Город выглядел опустошённым, но на время сохранял зыбкое спокойствие.
На мосту через реку Сучжоухэ машину остановил глухой затор.
— Господин, дальше не проехать, — обернулся водитель.
Шэн открыл глаза. Цзун Ин тоже подалась вперёд. Узкий пролёт был забит громоздкими станками, ждущими отправки, а за ними — сплошная стена рабочих и беженцев, пришедших с северного берега. Поток был непреодолим, словно река из тел.
Иного выхода не оставалось, кроме как объезжать.
Огибая окрестные улицы, они добрались до цели лишь к полудню. На шестом этаже здания №33 располагалась временная контора Комитета. Уже на пятом их встретил стук множества ног, топот и гул торопливых шагов.
Цзун Ин остановилась:
— Если мне не стоит появляться там, я спущусь вниз и подожду. Всё равно проголодалась, зайду купить что-нибудь перекусить.
Шэн не возражал и только напомнил:
— Не уходите далеко.
После этого он поднялся наверх.
