Цзун Ин явно была готова к самому худшему. Она удерживала тревогу, пристально глядя на светофор:
— А если не успеем? Что тогда? В конце концов…
Фраза оборвалась. Вдруг раздался резкий щелчок ремня безопасности. Она обернулась и увидела, что Шэн уже собирается открыть дверь.
В то же мгновение, почти не думая, Цзун Ин подалась вперёд, перехватила его руку и воскликнула:
— Господин Шэн, это безумно опасно!
По соседней полосе промчалась машина, сзади раздались нетерпеливые сигналы. В ту самую секунду, когда она собиралась отпустить его руку, в спину будто ударил тупой предмет. Цзун Ин потеряла равновесие… и очутилась на земле, в плотной толпе, захлёстнутая лавиной тел.
Никто вокруг не обратил внимания на их внезапное появление. Царившая давка не оставляла пространства ни для сочувствия, ни для осторожности.
Сквозь людской напор раз за разом пробивалась вытянутая рука. Толпа её отталкивала, но Цзун Ин сразу узнала этот жест и, напрягая силы, вцепилась в неё.
— Госпожа Цун! — донеслось сквозь гул.
Боль от ударов и давки, от чьих-то тяжёлых шагов, наступивших на ногу, уже почти лишала сил. Миг, когда в толпе образовалась крошечная щель и они снова оказались рядом, показался невероятным везением.
Постепенно её чувства начали возвращаться. В уши с оглушающей силой врывались крики и стоны. Казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут. В носу перемешались тяжёлый запах пота и металлическая кровавая горечь, и свежему воздуху едва оставалось место. Внутренности словно сжались в один ком, ноги исчезли; тело бессильно двигалось вперёд, как перекати-поле без корней.
В этот миг Шэн крепко перехватил её ладонь, затем, прорвавшись через толпу, оказался рядом и обнял её за плечи.
Это был союз прочнее рукопожатия, способный выдержать даже яростный поток людской массы.
Цзун Ин невольно сжала его вторую руку. И лишь тогда она смогла хоть на мгновение перевести дыхание и взглянуть вперёд. Перед глазами расстилалось сплошное море голов. Различить кого-то было невозможно. Всех неумолимо влекло в одну сторону.
Они двигались к единственной цели — общественной концессии.
Давка не прекращалась: впереди, позади и прямо под ногами. Каждое движение могло угодить не на твёрдую землю, а на что-то мягкое, скользкое и болезненно твёрдое: тело или кость. В любой миг борьба за клочок пространства оборачивалась невинными жертвами. В скудном воздухе сгущались отчаяние и безразличие.
Цзун Ин обернулась. За спиной простиралось море чёрных голов, тесной массой заливавшее все улицы северного берега моста. А впереди — лишь узкий пролёт, всего несколько десятков метров шириной. Каждый хотел прорваться по нему, каждый жаждал дойти до другой стороны живым.
Эта истерическая, безудержная тяга к жизни смела японский караул, охранявший вход, и многотысячная толпа хлынула в пределы общественной концессии.
Цзун Ин запомнила время, когда они сошли с моста: 7:02.
Огромная людская масса, словно возродившись, кинулась на Нанкинскую улицу или в юго-западную сторону, к французской концессии, чтобы успеть занять место в приютах для беженцев.
Но то утро, в отличие от 2015 года, встретило их не солнечной ясностью, а мутно-серой дымкой. Не кстати налетевший тайфун захлестнул весь город, день обещал быть ужасным, а река Сучжоу источала тошнотворную вонь.
Цзун Ин была измотана и мечтала хотя бы присесть и перевести дыхание, но хаос на улицах не оставлял ни малейшей возможности для передышки.
Шэн Цинжан отпустил её плечо, но вновь крепко сжал ладонь. На этот раз он не стал тратить слова на извинения, а лишь, выравнивая дыхание, твёрдо сказал:
— Госпожа Цун, держитесь рядом.
Он шагал быстро, пальцы его сжимали её руку слишком крепко, и Цзун Ин явственно ощущала напряжение и тревогу, скрытые в этом движении.
Она ответила коротко:
— Хорошо.
Опустив голову, она последовала за ним до «Хуамо фаньдянь»1 на Нанкинской улице.
Пока Шэн оформлял бумаги, Цзун Ин осталась стоять у колонны.
В холле собралось множество иностранцев. Они ещё раньше покинули расположенный на северном берегу Сучжоу «Ричард Отель» и поселились здесь. Их одежда оставалась безукоризненной, лица — спокойными. В разговорах слышалась тревога, но они умели её скрывать за шуткой и улыбкой, словно происходящее никак не касалось их лично.
От быстрой ходьбы и тесноты Цзун Ин промокла насквозь и вдруг почувствовала, что ноги не держат. Она опустилась на ближайший диван.
С другого конца на неё скользнул взгляд одной из постоялиц. Та безошибочно приняла её за беженку с северного берега: в глазах мелькнуло пренебрежение. Женщина, обращаясь к официанту с подносом кофе, заметила:
— И кого только принимает «Хуамо»? Посмотрите: обувь, одежда… тьфу-тьфу!
Цзун Ин обернулась, встретила её взгляд, но тут же опустила глаза на собственные кроссовки. Серые кеды были почти полностью пропитаны кровью, штанины и носки покрывали пятна. Ни капля этой крови не принадлежала ей самой.
Одежда остывала, холод пробирался под кожу. Сдавленное внутреннее чувство, оставшееся после давки, не отпускало, и в августовский день её начало знобить.
Совсем рядом, на водах Хуанпу, неподвижно стоял японский флагман «Идзума». В это же время несколько самолётов взмывали в небо, несмотря на тайфун. Их рокот то приближался, то уносился вдаль. Люди в холле замерли, забыв о разговорах, вслушиваясь в гул.
Началась воздушная тревога.
- «Хуамо фаньдянь» (известный также как Хэпин фаньдянь, Peace Hotel / Отель Мира) — шанхайский отель, расположен на набережной Бунд, построен в 1929 году Виктором Сассуном. ↩︎
