Фэн Суйгэ ослабил поводья и поехал рядом с Исяо. Он хотел было последовать за ней, но сдержался. Она должна была попрощаться, а ему не следовало при этом присутствовать.
В глубине души он тайно надеялся, что она останется рядом, но ясно понимал, что Суша не станет для неё родным домом.
Он смотрел на её яркие, чёрные глаза, на брови, острые, словно клинки, что летели к вискам, на изящный нос с горделиво вздернутым кончиком, на тонкую линию сжатых губ, почти бескровных.
Внешне Фу Исяо вряд ли можно было назвать истинной красавицей. Её красота заключалась в огненных, ядовитых шипах. В её глазах иногда мелькала звёздная вспышка, заставляющая сердца людей замирать от желания подчинить её, но никто не видел её покорённой. И чем дольше они не могли это увидеть, тем сильнее было желание попробовать снова.
Отец был одним из них, и он сам был таким же.
— На моём лице цветок? — Исяо мельком взглянула на него. Фэн Суйгэ отвёл взгляд.
— Нет, — тихо ответил он, — ты сама и есть цветок.
Исяо усмехнулась:
— Правда? Если я цветок, то кто ты?
Фэн Суйгэ серьёзно ответил:
— Я — вор, что крадёт цветы.
Исяо рассмеялась так звонко, что чуть не сорвалась с седла. Фэн Суйгэ протянул руку и поддержал её:
— Иди ко мне. Поплачь, и тебе станет легче.
— Да ты больной! — она оттолкнула его руку и выругалась.
Он одним движением крепко притянул её к себе. Впервые она обняла его и уткнулась головой ему в грудь. Через мгновение его рубашка стала влажной, а тепло её прикосновения было таким сильным, что он невольно глубоко вздохнул:
— Вчера я долго думал. На самом деле свет и тьма усиливают друг друга, они существуют вместе. Яркая луна может ослепительно сиять лишь во тьме… Фу Исяо, мы привыкли вкладывать в дела все свои мысли. В то, что я говорю сейчас, тебе трудно поверить, поэтому просто запомни: я не стану противиться отцу, но сделаю всё, чтобы защитить тебя. В этом есть и моя личная выгода, не стану этого скрывать, но это уже другая история.
Исяо опустила голову и горько выругалась:
— Ты просто больной!
Солнце уже поднялось в зенит, но было скрыто облаками, и лишь тонкие лучи скользили вниз, рассыпаясь по земле.
Впереди виднелись пепельно-серые городские стены.
Фэн Цишань, устало закрыв глаза, откинулся на мягкие подушки. Он знал, что Фэн Суйгэ сопровождал Фу Исяо попрощаться. В душе у него не было ни капли сомнения в том, что она вернётся. Сложно объяснить, отчего он так доверял ей, он просто знал, что если она сказала, что хочет остаться, значит, останется.
Сначала он всего лишь собирался держать её в плену несколько лет, дождаться, пока Сиян родит наследника и утвердится в своём положении, а затем отпустить обратно в Цзиньсю. Но события на свадьбе умножили в его сердце тёмное намерение убить её.
Однако он не мог убить. По крайней мере, не сейчас. Он с силой выдохнул, разгоняя эти мысли.
Жаль только, что столь сильная женщина родилась в скромной семье. В Суша наследника выбирали не по полу — будь она рождена в правящей семье, как Сиян… Веки Фэн Цишаня дрогнули. Он тут же одёрнул себя, как он вообще мог поставить Сиян и её рядом?
Перед его внутренним взором всплыл образ матери Сиян, тогда известной как наложница Чэнь. Тогда она впервые просила сопровождать его, но он отказал.
— Поле боя беспощадно, — сказал он тогда, сдерживая тревогу. — Женщине там не место. Если тебя схватят, тебя ждут лишь пытки и унижения. — Он хотел отпугнуть её.
— Ваше Величество не позволит врагам меня схватить, — твёрдо ответила она.
— А смерть? Ты не боишься умереть? — голос его дрогнул.
— Чего бояться? — Она улыбнулась, чисто и ясно. — Пока ты жив — жива и я. Умрёшь — и я умру с тобой.
С того дня, на какую бы войну он ни отправлялся, хрупкая и беззащитная наложница Чэнь всегда сопровождала его. До тех пор…
В том походе изнурение и тревоги вызвали у неё преждевременные роды. В суровых условиях, без хороших лекарей и помощи, он мог лишь бессильно наблюдать, как жизнь любимой женщины уходит капля за каплей.
После её смерти все сто тысяч воинов армии Суша надели белые повязки на руку и с безумной яростью ринулась в стан врага. Несколько дней они дрались отчаянно и, наконец, обратили противника в бегство. Все тридцать тысяч пленных были казнены во имя упокоения наложницы Чэнь на небесах.
В день победного возвращения в столицу рядом с ним уже не было той нежной женщины, что умела угадывать его мысли, но появился маленький ребёнок в колыбели.
То была Фэн Сиян.
