Мэй Чжуюй и правда очнулся, вопрос о вине отпал. Он быстро подошёл к ложу и заглянул к ребёнку, уложенному ближе к стене. Того плотно спеленали, ротик шевелился, он сладко спал, ростом меньше половины отцовского предплечья. Как и сказала У Чжэнь, весь сморщенный и красный — вид, прямо скажем, не очень впечатляющий.
Но даос Мэй не ощутил ни капли отвращения: наклонился, едва коснулся мягкой щёчки и тут же отдёрнул пальцы, словно боясь сломать. Потом повернулся к У Чжэнь, одним движением отнял у неё кувшин и поставил в сторону, чмокнул её в лоб, затем в губы, даже немного сурово.
— Слова не держишь. Обманула меня? — холодно спросил он.
У Чжэнь ничуть не смутилась; ещё и беззастенчиво погладила его по щеке и улыбнулась:
— Это не обманула, это приласкала.
Видя её полное отсутствие раскаяния, Мэй Чжуюй на миг потерял дар речи; в конце концов лишь стёр с её щеки каплю и сказал:
— Ты очень устала.
У Чжэнь сжала его ладонь у своего лица:
— А ты и устал, и перенервничал.
Совсем незаметный до этого младенец вдруг разразился плачем, прервав обмен нежностями между отцом и матерью. Лицо У Чжэнь мгновенно стало ровным, она подхватила дитя и сунула мужу на руки:
— Мы ведь раньше договорились: я отвечаю за роды, а ты за воспитание. Передаю, муж.
Мэй Чжуюй подумал: «А когда это мы договаривались?»
Мальчик родился на пороге потепления, когда у Пруда Юйдай расцвели сплошной пеной персики и груши, он уже стал нефритовым пупсом, и родная мать перестала коситься на него, всё чаще выводя показать людям.
Бывшая красавица с тонкой талией в мужском платье снова восседала на коне на улицах великого и малого Чанъани и снова навещала музыкальные дома, только теперь с ребёнком на руках.
Знакомые хозяйки домов, увидев У Чжэнь после долгой разлуки, ещё не успели перекинуться с ней словом, весь интерес сразу украл у них малыш.
— Ай! Какой милый! Это твой?
— Такой крошечный, а уже до чего хорош собой! Вырастет, точно будет статный красавец!
— У Чжэнь, дай подержать, ну пожалуйста!
— И мне!
— Нет, мне!
— Осторожнее! Не уроните ребёнка!
Музыкантши, толпясь, забросили инструменты, в суете с плеч слетели шали, никому нет дела. У Чжэнь стояла позади, скрестив руки, и думала: «На вид милый, но как и все младенцы, как зарядит плач, так хоть в петлю». Она про себя сосчитала до трёх и действительно из толпы взметнулся громкий плач, отчего все вздрогнули.
— Ой! Почему он плачет? Может мы держим его слишком туго?
— Да нет же. Он, наверное, голоден?
— И что сделать, чтобы не плакал?
— Давайте я ему песенку спою?
— Мысль! Попробуй.
Женщины окружили орущего младенца. Одна мягкая, кроткая на вид певунья с пипой села рядом и запела тихую ласковую мелодию. Малыш потихоньку стих, распахнул чёрные «виноградные» глаза и, кажется, слушал внимательно.
У Чжэнь ждала, когда их отпугнёт плакса, но неожиданно обнаружила: пение и игра успокаивают ребёнка. С радостью она стала наведываться в музыкальные дома ещё чаще. Но чем больше слушал мальчик, тем разборчивее становился: если споют плохо, то никакого уважения, и снова орал во всю глотку.
Малыш оказался смышлёным и рано заговорил. Проведя с матерью несколько месяцев, в тот день, когда пришла пора вымолвить первое слово, он сказал вовсе не «мама» и не «папа», а:
— Шан! (Награду!)
В тот момент Мэй Чжуюй держал сына на руках, а У Чжэнь напротив играла на пипе. Настроение у неё, что редкость, было музыкальное — инструмент ей недавно подарил Мэй Чжуюй, вот она и стала почаще выводить пару мелодий.
Едва она закончила, малыш выпалил своё «шан». Мэй сперва не понял, что сын сказал, а вот У Чжэнь поняла сразу. С сияющей улыбкой сказала малышу:
— Благодарю, маленький господин, за награду!
До Мэя только теперь дошло, какое это слово. У Чжэнь, слушая выступления, если певица нравилась, часто награждала. И сын, мал-мала-меньше, уже нахватался?
Если и дальше пойдёт таким образом, ничего хорошего. Мэй осознал всю серьёзность.
Остудив себя, он глянул на мать ребёнка. Ругать её язык не повернулся и поднял сына на уровне лица, чтобы смотреть ему прямо в глаза.
Малыш увидел непроницаемое лицо отца и разразился плачем.
— Эй, он ещё маленький, чего ты его пугаешь, — одёрнула У Чжэнь.
— Я ещё ни слова не сказал, — ответил Мэй, всё тем же ровным тоном, но У Чжэнь уловила в нём обиду.
Она тут же переметнулась:
— Да нет же, я не тебя… Давай, давай, воспитывай как считаешь нужным, обещаю не заступаться за этого парня.
И даже шлёпнула сына по кругленькой попке, сурово добавив:
— Не смей обижать отца!
Малыш, конечно, ничего не понял, но это ему ничуть не мешало ему почувствовать надвигающуюся катастрофу.
Какая прелесть эта новелла! Давно не читала ничего подобного ей-такая легкая, романтичная, смешная, без интриг и стекла! Спасибо большое за перевод!