— Поодиночке, — понизив голос, произнёс Мэй Тинчжу. — А потом мы пятеро действуем вместе, так у всех останется шанс выжить.
Силы Мэй Тинъюань и Мэй Тинчуня были несопоставимы с остальными. Отправься они одни, непременно станут добычей для других, поэтому им требовалось объединиться. Но даже в команде их возможностей не хватило бы, чтобы заполучить все пять фрагментов Небесной книги. В итоге кому-то всё равно пришлось бы умереть.
Если же каждый возьмёт приказ на одиночное действие, а затем они соединятся, шанс завладеть свитком возрастёт во много раз. Пусть даже им не удастся достичь цели, по крайней мере, все сохранят жизнь.
— Но почему вообще допустили такую лазейку? — спросил Мэй Тинцзюнь.
Если они догадались об этом, то неужели Войско Повелителей Журавлей не могло?
— Как бы то ни было, — возразил Мэй Тинчжу, — у нас ведь нет другого выхода, не так ли?
С их силами заполучить хотя бы один обрывок книги было бы уже невероятным успехом. В противном случае погибнет куда больше людей, так не лучше ли действовать порознь?
— Что скажете? — Мэй Тинцзюнь обвёл взглядом остальных.
— У меня возражений нет, — ответила Ань Цзю.
Для неё это было всего лишь ещё одно задание. Неважно, в одиночку или в группе, главное — достать свиток. Судьба прочих её не касается, пусть живут или гибнут.
Мэй Тинчунь сглотнул и сипло произнес:
— Тогда… попробуем.
— Хорошо, — кивнула Мэй Тинъюань.
И в самом деле, иного пути у них не было.
Когда они закончили совет, половина участников уже разошлась.
Пятеро получили документы и двинулись вслед за остальными к древнему храму.
По снегу двигались десятки фигур. Шаги было едва слышно, словно лёгкие перья скользили по земле. Лишь у Ань Цзю под сапогами звеняще хрустело. Люди невольно оборачивались.
Ань Цзю сохраняла спокойствие, а идущие рядом с ней выглядели неловко.
— Ты что, не можешь чуть-чуть прибавить внутренней силы? — раздражённо бросила Мэй Тинъюань.
— А кто сказал, что обязательно нужно ею пользоваться? Я просто берегу её на чёрный день, — ответила Ань Цзю.
Конечно, она не могла признаться при всех, что вовсе лишена внутренней силы, иначе, стоит им войти в храм, как все ринутся вырывать у неё карту из рук.
Мэй Тинчжу нашёл её слова разумными и тоже убрал внутреннюю силу.
Снег лежал неглубоко, идти без усилий было не трудно.
Постепенно и другие последовали их примеру, хотя кое-кто лишь фыркнул с презрением и ускорил шаг, стремясь войти в храм первым, чтобы разведать местность.
Ань Цзю достала карту и стала рассматривать её на ходу.
Мэй Тинцзюнь немного подумал: пока они ещё не вошли внутрь, нападать никто не осмелится. Значит, безопасно. Он подал знак остальным, и те тоже достали свои карты.
Сложив их вместе, они увидели, что карта Ань Цзю и Мэй Тинъюань образуют единое целое, а у остальных троих оказались одинаковые копии.
Поняв друг друга без слов, они быстро спрятали карты и прибавили шагу.
Испытание проходило в древнем храме, основанном ещё в начале эпохи Тан. За двести семьдесят лет его расширяли десятки раз. Некогда это была самая знаменитая буддийская обитель в округе, но когда пришла династия Сун, с вознесением Дао и подавлением Буддизма, храм постигла страшная участь.
Говорят, сто лет назад здесь случилась великая резня. Погибли сотни монахов, и никто до сих пор не знает, что стало её причиной.
С тех пор из древнего храма нередко доносилось монотонное пение монахов, призывающих Будду. А когда закатное небо полыхало алыми, будто кровавыми, облаками, из глубины развалин вдруг раздавался протяжный звон колокола. Вскоре в соседних деревнях вспыхнула чума, и не уцелел ни один дом. Так пошёл слух, души убитых монахов до сих пор блуждают в стенах этого места, не находя покоя. Люди верили, что духи тех, кто умер насильственной смертью в монашеских рясах, куда яростнее и мстительнее обычных призраков, потому уже сто лет никто не решался поселиться поблизости.
Ань Цзю догадывалась, что храм должен быть огромным, но когда он предстал перед ней, даже она замерла от изумления.
Перед глазами тянулась тёмная громада, словно целая гряда холмов, уходящих в туманную даль. Над ними, точно гигантские пальцы, устремлялись к небу древние пагоды.
— Небеса! — выдохнула Мэй Тинчунь.
Со всех сторон послышались восхищённые возгласы.
Даже ныне, когда во всех провинциях возвели множество великолепных монастырей и даосских храмов, не нашлось ни одного, что мог бы сравниться с этим заброшенным чудом. По его величию можно было судить о блеске и богатстве эпохи Великой Тан, периода расцвета династии Тан.
На храмовых вратах доска с названием давно обвалилась, и никто уже не помнил, как он звался. Потемневшие двери стояли распахнутыми настежь. У входа дежурили несколько людей в чёрных плащах, вручая входящим короткие сигнальные цилиндры.
— Тем, кто действует в одиночку, позволено использовать этот сигнал лишь в минуту смертельной опасности, — глухо произнёс один из них. — Тогда Войско Повелителей Журавлей придёт на помощь. Но за спасение придётся заплатить: на щеке выжгут знак, и спасённый будет внесён в реестр рабов.
— Тьфу, да что нам до него! — с презрением бросил кто-то и с силой швырнул цилиндр в снег.
Для многих честь рода была дороже жизни. Они предпочли бы умереть с гордо поднятой головой, чем жить в позоре.
Люди из второго дома клана Мэй поступили так же. Они выбросили сигналы. Даже Мэй слабая и трусливая Тинчунь, не задумавшись, отбросила возможность спасения.
Ань Цзю тоже посчитала, что такая вещь принесёт больше вреда, чем пользы. Кто-то решит, будто она слаба, и попытается напасть, поэтому она без колебаний последовала примеру остальных.
Пройдя через ворота, участники разошлись, выбрав разные пути.
Все были одеты в тёмные одеяния и чёрные плащи, но у каждого рода имелся свой отличительный знак: на одеждах Войска Повелителей Журавлей был вышит серебристый журавль с распростёртыми крыльями; на подоле рода Мэй — алая слива, а у рода Цуй ярко красовался один-единственный вышитый иероглиф «Цуй» (崔).
— В каком направлении пагода Футу1? — тихо спросила Мэй Тинъюань.
- Пагода Футу (浮屠塔, fú tú tǎ) — буквально «пагода Футу» или «буддийская башня». Термин «Футу» — древнее китайское произношение санскритского слова Будда, а «та» — «башня, пагода». Первоначально обозначал ступу — священное сооружение, где хранились реликвии Будды или останки монахов. Позднее выражение стало означать любую буддийскую пагоду, символ просветления, пути к нирване и духовного возвышения. ↩︎
