Когда-то она думала, что только он способен сделать её счастливой. Когда-то была уверена, что уже любила до крайнего предела. Когда-то верила, что упала так низко, что уже не собрать себя по кусочкам. Она думала, что хотя внешне она вроде бы и живёт, но на самом деле давно мертва.
А потом оказалось, что если дать времени течь день за днём, год за годом, оно, словно вода, смывает всё прежнее, и из глубин памяти начинает всплывать то,
что было когда-то спрятано слишком глубоко. Оно кажется чужим, как будто это кто-то другой, а не она, и всё то прошлое вдруг становится таким нереальным, таким далёким и таким призрачным.
И вот сейчас, когда её опустошённая жизнь вдруг вновь стала наполняться чем-то похожим на прежнее волнение, на яркость, на тепло, она испугалась. Испугалась до дрожи, до боли под рёбрами, потому что это слишком похоже на чудо, а чудес, как она знала, не бывает.
Солнце поднималось всё выше. Ноги онемели от долгого сидения на корточках. Исяо лениво отряхнула шпильку, на которую налипла земля, и решила пройтись разогнать кровь. Сколько можно сидеть взаперти? Даже самый просторный дворец душит, а тишина в комнате сводит с ума.
— Фу Исяо! — Голос Фэна Суйгэ раздался, как раскат грома. Она вздрогнула, обернулась и встретила пылающий взгляд, который метал настоящие искры ярости.
— Что ты так кричишь, зовёшь свою смерть?! — Она даже не успела договорить, как Фэн Суйгэ уже подлетел к ней, резким рывком поднял с земли с такой силой, что она едва не вскрикнула от боли.
В глазах потемнело, под ногами всё плыло, в запястье будто вонзились когти. Он тащил её вперёд, не обращая внимания, что она спотыкается и едва держится на ногах. Лишь спустя несколько мгновений Исяо очнулась и поняла, что он уже выволок её из сада.
Фэн Суйгэ вцепился в её руку, так крепко, будто хотел раздавить кость. Исяо наконец пришла в себя и взорвалась:
— Фэн Суйгэ, отпусти меня! Что за безумие на тебя опять нашло?!
Он резко остановился и обернулся, его глаза сверкнули:
— Лучше придумай себе внятное объяснение, прежде чем войдём внутрь, — прошипел он сквозь зубы. — Иначе…
Он не договорил. Просто вновь стиснул её руку и потащил дальше, не обращая внимания на её удары и крики, словно не слышал или не хотел слышать вовсе.
Несколько служанок поспешно выбежали навстречу:
— Приветствуем Ваше Высочество, приветствуем…
— Прочь! — рявкнул Фэн Суйгэ, голос его прозвучал, как удар плетью. — Все вон отсюда! Чтобы ни одна не смела приближаться!
Одним пинком он распахнул дверь и, не дав Фу Исяо опомниться, швырнул её внутрь.
Исяо, спотыкаясь, ухватилась за край кровати, чтобы не упасть, и, обернувшись, метнула в него взгляд, полный ярости. Фэн Суйгэ уже закрыл за собой дверь. Несколько секунд он стоял спиной к ней, потом вдруг тихо рассмеялся:
— Ну как, напугал тебя?
— Ты безмозглый сумасшедший! — Исяо едва не задохнулась от злости. — Сам сошёл с ума и других за собой тянешь!
— Исяо… — Фэн Суйгэ откинул засов и медленно подошёл к столу. Сел, устало потёр переносицу. — Я устал… Спой мне что-нибудь.
— А ты не ошибся дверью? — насмешливо бросила она, уперев руки в бока. — Это резиденция Его Высочества наследного принца, а не квартал певиц. Песен тебе захотелось? Увы, не по адресу — я не умею!
— Не обманывай. Я уже слышал, как ты поёшь. — Он опустил руку, и взглянул прямо, его глаза горели. — Тогда, на улице, ты пела.
— Ну так и хватит. Чего ещё?
— Спой, — мягко попросил он. — Всего один раз. Потом, если не захочешь, я больше не попрошу.
— Сумасшедший… — пробормотала Исяо, садясь напротив. — Запомни: только один раз.
— Хорошо, — кивнул он. — Только один.
Исяо сняла шпильку из волос и слегка постучала ею по пустой чайной чашке, извлекая чистый звонкий звук:
— Пью одна и пою одна…
— Нет, — покачал головой Фэн Суйгэ. — Нас ведь двое, и вина не пили. Какая уж тут «одна»?
— Ты слушать собираешься? — раздражённо вспыхнула она. — Кто поёт, ты или я?
Фэн Суйгэ рассмеялся:
— Разумеется, ты. Спой… ту, что тогда.
Исяо бросила на него недовольный взгляд, задумалась на мгновение, потом снова коснулась чашки и запела:
— После одной разлуки — два края тоски.
Говорили: три-четыре месяца — а вышло пять-шесть лет.
Семиструнная арфа — без сердца, не звенит.
Восемь строк письма — некому передать.
Девять звеньев кольца разомкнулись.
А взгляд мой вдоль десяти ли павильонов застыл.
Сотни дум — а всё сводится к одной,
К беспомощной обиде на любимого…
