Фу Исяо напряжённо следила за поединком. Сначала сердце её колотилось так сильно, что она едва могла дышать, но вскоре тревога начала утихать. Гуюй дрался просто и прямолинейно, без вычурных приёмов и уловок. Удар — значит, удар, подсечка — значит, подсечка. А вот Сюнь Сян, напротив, всё время ускользал, не решаясь вступить с ним в прямое столкновение. Толпа на трибунах загудела, выражая недовольство такой «бесчестной» тактикой.
Фэн Суйгэ слегка усмехнулся.
«Даже обычный привратник из резиденции принца владеет столь грозной силой. Пусть это станет предостережением для тех, кто осмелится восстать против меня», — подумал он.
Но чем дольше он наблюдал, тем серьёзнее становился его взгляд. По уровню мастерства Сюнь Сян не должен был быть настолько слаб. Значит, он тянет время. Ждёт, пока Гуюй устанет.
Фэн Суйгэ резко крикнул:
— Гуюй! Быстро покончи с ним!
После этого сила ударов Гуюя выросла вдвое. Сюнь Сян совершенно растерялся, не успевая защищаться, и, спасаясь, отступил на несколько шагов, пока вдруг не прозвучал гонг. Он переступил через черту арены. По правилам бой был окончен. Сюнь Сян проиграл.
Не дожидаясь объявления судьи, Фэн Суйгэ резко взмахнул рукавом и встал.
— Сюнь Сян совершил тяжкое преступление, не только не раскаялся, но и осмелился вызвать на поединок супругу наследного принца! А теперь, проиграв, всё равно не искупил вины. За это он должен быть лишён воинского звания и навеки изгнан из армии! Прошу отца издать указ!
По толпе прошла волна изумления. Сюнь Сян не ожидал столь жестокого приговора. Он рухнул на колени и, дрожа, обратился к Фэн Цишаню:
— Ваше Величество! Прошу вас, рассудите справедливо!
Фэн Цишань долго колебался, но всё же кивнул:
— Пусть будет так, как сказал наследный принц.
В глазах Сюнь Сяна мелькнула тень ненависти. Гуюй, всё ещё не понимая, что происходит, робко протянул ему руку:
— Ничего, ничего. В следующий раз приходи, отыграешься потихоньку…
Но Сюнь Сян внезапно рванулся, метнув ему в лицо горсть земли и песка. Всё произошло так быстро, что никто не успел даже вскрикнуть. Он выхватил из сапога спрятанный кинжал и, наполнившись яростью, прыгнул прямо на Гуюя, который ослеплённо тёр глаза.
Лезвие блеснуло в воздухе, удар был неотвратим.
И вдруг свист стрелы разрезал воздух.
Мгновение — и всё стихло.
Такой мощи, такой скорости и такой точности не видел ещё ни один воин на арене.
Сюнь Сян рухнул замертво с пробитой грудью.
Все взгляды одновременно повернулись в сторону, откуда прилетела стрела.
Рядом с Фэн Суйгэ стояла лучница в белых одеждах. Она не дрогнула под десятками ошеломлённых взглядов, лишь стояла спокойно и гордо, словно не человек, а ослепительное пламя под солнцем.
То была Фу Исяо.
Фэн Цишань уже поднялся со своего трона, потрясённый до глубины души. Его голос прогремел над ареной:
— Фу Исяо! На глазах у меня ты осмелилась убить воина нашей державы! Осознаёшь ли ты, в каком преступлении повинна?!
— В чём же моё преступление? — вскипела Фу Исяо, глядя прямо в лицо Фэн Цишаню. — На арене противник наносит удары такими подлыми приёмами, и это называется боевым искусством Суша?
— Вердикт ещё не вынесен, — холодно засмеялся Фэн Цишань. — Сюнь Сян по-прежнему считается военачальником Суша, да и он никого ещё не убил. А ты — прямо расстреляла его!
— Не стоит дерзить отцу при всех! — воскликнул Фэн Суйгэ, изо всех сил сдерживая её запястье. — Здесь сидят сановники и военные, они только и ждут, чтобы поймать тебя на ошибке, и сразу обвинить!
— Если бы я не выстрелила, Гуюй погиб бы, — в ярости ответила Фу Исяо, разум покинул её. Её глаза, острые как лезвие, устремились на Фэн Цишаня, восседающего на троне. — На свадьбе было то же самое. Сюнь Сян сам спровоцировал конфликт.
По краям арены разнеслись возмущённые крики. Фэн Суйгэ вдохнув поглубже и собрав всю силу, чтобы удержать борющуюся женщину, прошипел:
— Хватит безумствовать! Никто не смеет оспаривать слова государя публично — это неуважение!
— Если захотят обвинить — найдут повод, — спокойно произнесла Исяо и внезапно утихла. — Если он решится на суд, то мой выстрел будет считаться тяжким преступлением.
хм. Интересно, что в дораме Суйге всегда действовал по своей воле и не прислушивался к отцу, а тут прям как котик, не смеет и слова поперек сказать.