Синь Мэй протянула руку и расстегнула один элемент его одежды. Чёткая линия ключицы показалась из-под одежды.
Следом ещё одна один, и часть его груди оказалась обнажённой: крепкая, сухая, выточенная будто из камня.
Он сидел неподвижно и лишь молча глядел, как она расстёгивает его одежду.
Синь Мэй нахмурилась:
— А почему ты не раздеваешь меня? Правда точно научился?
Лу Цяньцяо после короткой паузы произнёс серьёзно:
— Ты начни. В этом деле я должен уважать тебя.
Синь Мэй усмехнулась, в её глазах заискрились смешинки:
— Хм, значит, всё-таки не умеешь? Тогда смотри внимательно, я тебя научу.
Верхняя одежда мягко скользнула вниз и упала на пол. Следом — средняя. В отблесках пламени перед ней раскрылся его торс: изящные ключицы, крепкие мышцы. Девушка колебалась лишь мгновение, а затем коснулась его рукой. Его кожа горела, а сильный ритм сердца бился прямо в её ладонь.
— Не бойся, — успокаивающе шепнула она. — Пойдём, ложись со мной.
Его руки сомкнулись вокруг её тела, и в одно мгновение она оказалась в его объятиях. Занавеси опустились, он сверху, она снизу, и воздух между ними дрожал от нарастающего напряжения.
— Нет, так неправильно, — покачала головой Синь Мэй. — Должно быть наоборот.
Лу Цяньцяо перевернулся, и вот уже он лежал на постели, а она, поддавшись порыву, села верхом.
Поцелуи, тонкие пряди волос, скользнувшие по его груди, горячее дыхание — всё это сводило с ума. Лу Цяньцяо резко сжал её талию, его ладонь скользнула по спине вверх. Слегка потянув, он прижал её к себе, и их губы вновь слились в жадном, глубоком поцелуе.
— Жарко…
Мысли её путались. Да, она ведь собиралась его учить, но сама не могла оторваться, ни телом, ни губами, не позволяла себе даже краткой разлуки.
Жарко? Значит, пора раздеваться.
Он неуверенно, с дрожью в пальцах, расстегнул её пояс. В тот же миг её губы снова припали к его, и вот уже полураскрытая одежда обнажила нежную кожу.
Всё походило на пламя, вспыхнувшее в сухой степи. Огонь мгновенно вырвался из-под контроля, сметая последние остатки сдержанности.
Одежда… никто из них так и не вспомнил, каким образом она исчезла. Да и некогда было думать об этом.
И тогда она вспомнила позу «Гуаньинь, восседающая на лотосе».
В смятённом сознании Синь Мэй на миг вспыхнули четыре слова: Гуаньинь сидит на лотосе. Лу Цяньцяо ничего не умел, а значит, вся ответственность ложилась на неё. Сегодня ночью она должна была научить его всему.
И вот…
Тонкий занавес затрепетал, зашатался, следом раздались два жалобных стона. Бледная Синь Мэй рывком приподняла полог, высунула наружу голую руку и принялась лихорадочно перерывать ящик у изголовья.
Чья-то ладонь потянула её обратно.
Она слабо упиралась, бормоча:
— Я ранена… у меня кровь… нужно лечебное снадобье… и «Сборник прелестей орхидей и мускуса»…
Ей требовалась и целебная мазь, и та самая книга-пособие для брачной ночи.
— Не уходи!
Лу Цяньцяо, доведённый до предела, с жилкой, готовой вот-вот выскочить на лбу, больше не мог терпеть. Он подхватил её, уложил набок, поддержав за шею.
— Не уходи… — голос его дрогнул. — Иначе я погибну. В самом деле умру.
— Мне больно… — прошептала она.
— Потерпи, скоро пройдёт.
Он перевернулся, навалился сверху и осыпал поцелуями её грудь. Собрав воедино всю силу воли призрачного воина, он гнал прочь воспоминание о том мгновении блаженства, едва не выбившем разум. Его пальцы ласкали мочку уха, шею, стараясь снять зажим, разогнать дрожь в её теле.
Какой же тернистой и полной испытаний была эта брачная ночь… и для него, и для неё.
— Не… не трогай там!
Хорошо, значит, тронем в другом месте.
— А-ха-ха! Щекотно! Щекотно! Не трогай!
Тогда пусть будет мягче, поглаживаниями.
— Тише… больно… помягче…
Невозможно угодить.
Он в наказание прикусил её нижнюю губу. Синь Мэй тут же ответила тем же, собираясь впиться зубами в его нос, но он откинул голову, и её белые зубы лишь нежно ухватили его подбородок.
Он резко изменил ритм, и в этом движении было испытание, и властность, и безоговорочное право на обладание. Она замерла.
— Больно? — в его задыхавшемся голосе звучала сдержанность.
Она не могла объяснить… Будто и боль, но не та, что прежде, а иная — чужая, странная, пугающая. Сжав его плечо, Синь Мэй с растерянностью глядела в его глаза. В их тёмно-алой глубине было и бездонное притяжение, и тень ужаса. Вдруг его ресницы дрогнули, он закрыл глаза и накрыл её губы жадным поцелуем.
Земля и небо пошли кругом.
Она вцепилась в одеяло и, захлёбываясь, снова попыталась ускользнуть:
— Не… я не хочу…
Не смей говорить «нет».
Его ладонь подхватила её талию, он полностью прижал её к себе, вторгся, завладел, подчинил. В тот миг всё её тело обмякло, из горла вырвался первый дрожащий стон. Мир залило праздничным красным, и глаза её утонули в этой безмерной алой бездне.
— Лу Цяньцяо… — с трудом выговорила она, пальцы её вплелись в его волосы, встретив взгляд его бездонных глаз. — Ведь… ведь это я должна тебя учить. Мне положено быть сверху.
— Завтра дам тебе быть сверху, — отозвался он.
Она хотела возразить, но слова тут же рассыпались, руки оказались прижаты к подушке, и он уже не отпускал её, вплетаясь в её дыхание, растворяясь в её теле.
В шкафчике на полке томик «Сборник прелестей орхидей и мускуса» безмолвно плакал. Они перелистывали его десятки раз, а в решающий миг ни одной картинки не вспомнили.
Так прошла их неловкая, робкая, но всё же свершившаяся брачная ночь.
