Почти через неделю Чу Чэнъюй наконец смирился с фактом, что он переродился… котом.
Он считал, что ведёт себя очень спокойно, спокойно мяукал, спокойно ходил на четырёх лапах, хотя, честно говоря, поначалу у него это получалось отвратительно. Стоило сделать шаг, как он по привычке расправлял плечи и задирал голову, а лапы запутывались, не зная, с какой начинать.
Чу Чэнъюй умер тогда, в вихре огня и стекла. Тот, кого считали недосягаемым, холодным идеалом, погиб в автомобильной аварии. В новостях в тот же день он сам услышал о своей смерти. Родных и близких у него всё равно не было, а компенсация, как и было указано в ежегодно обновляемом завещании, уйдёт в местный детский дом.
Новое имя он получил от своей нынешней хозяйки. Она подобрала его в морозный зимний день, из старой картонной коробки у цветочной клумбы. С тех пор он – Дундун.
Уже вскоре после превращения Дундун увидел себя со стороны. Хозяйка держала крошечного котёнка размером с ладонь на руках и вместе с ним смотрела в зеркало.
— У Дундуна шерсть цвета тьмы — смелая, решительная, как он сам, — тихо произнёс Хай Жо, поглаживая мягкий, тёмный нос котёнка. — Маленький красавец.
Он только подумал, ну хоть пол остался прежним, а не сменился вместе с видом, уже за это стоит благодарить судьбу.
Когда хозяйка ушла на работу, Чу Чэнъюй, вернее, Дундун, неуклюже перебрался к большому зеркалу и внимательно разглядел своё нынешнее отражение.
Разглядывать, впрочем, было особенно нечего. Угольная, глянцевая шерсть, ни единого белого волоска. Только глаза были яркие, янтарно-золотые, с вертикальными зрачками, пристально смотрели на него из зеркала. Даже при тёплом воздухе квартиры Дундун невольно поёжился.
«Ну всё, приехали. С таким внешним видом как я смогу быть милым котиком? Придётся развивать образ “холодного красавца”? Что делать, кто подскажет…»
За неделю он привык к дому и был бесконечно рад, что попал именно к такой хозяйке.
Родители развелись, он рос один, учился, работал, избегал лишних контактов. Друзей не имел, на корпоративных встречах не знал, что сказать, и постепенно становился изгоем в маленьких рабочих компаниях. Его единственная страсть — после закрытия крупного дела брать неделю отпуска и уходить в горы.
Он никогда не интересовался пушистыми питомцами и уж тем более не думал, что однажды сам окажется в его шкуре. А уж о суевериях вроде «чёрный кот — к несчастью» он слышал лишь краем уха от болтливых соседок.
«Похоже, я и в самом деле не очень-то приятный…» — Дундун поднял лапу, проводя по коротким усикам, и по привычке потянулся, чтобы её лизнуть. «Нет! Чу Чэнъюй, ты же человек… ну, был им. Лизать лапы это уже слишком. Держи себя в руках!»
Но лапки так чесались, что сдерживаться было трудно.
Когда в тот день Хай Жо вернулась с работы, она застала своего нового жильца в какой-то странной, мучительно сосредоточенной позе, примерно так он выглядел и тогда, когда впервые сходил в туалет. Сидел, уткнувшись в угол, и категорически отказывался смотреть на неё.
«Фантазирую, наверное…» — Хай Жо мягко улыбнулась.
Кошка не может переживать такие сложные эмоции.
— Увы, Дундун, — сказала она, глядя, как он тут же повесил хвост, — ужин сегодня снова молочная смесь. — Она подняла его на руки, погладила по шее. — Ты ещё маленький, только молочко тебе и можно. Раз уж ты не хочешь пить молоко от доктора Вана, придётся мне тебя кормить.
Дундун, слушая её слова, мысленно содрогнулся, вспоминая «невыносимое прошлое» (хотя прошло-то меньше недели).
Хай Жо оказалась не только мягким, но и ответственным человеком. В тот же день, как подобрала его, она отнесла котёнка через две улицы в ветеринарную клинику, привить и проконсультироваться.
— Он чёрный кот, — сказал слегка полноватый и очень доброжелательный доктор Ван, аккуратно накладывая гипс на сломанную лапу золотистому ретриверу и поглядывая на котёнка в руках у Хай Жо. — Порода не редкая, не каждый возьмёт такого. Вы, госпожа Хай, человек с добрым сердцем.
— Обычно я по той дороге не хожу, — Хай Жо дотронулась до носика котёнка. У него обострённое, кошачье обоняние, и он уловил лёгкий горьковатый аромат её духов. — Просто так получилось. А дома как раз не хватало маленького питомца. У нас же в старину считалось, что чёрные коты отводят зло, да и выглядит он красиво.
— Котёнку нет и двух недель, — осмотрел его доктор. — Вакцину пока рано. Я возьму немного крови для анализа, проверим на инфекции.
Чу Чэнъюй в прежней жизни уколов не боялся. Но теперь, в теле крошечного котёнка с отличным зрением, вид иглы показался чудовищным.
Он едва не завопил, когда брали кровь, а потом украдкой вытер слезинку лапкой.
Кровь сдать он стерпел. Кошачье молочко — тоже. Это было лучше, чем сражаться за еду с другими котятами.
«Хозяйка, ты точно меня дразнишь».
В конце концов он выторговал себе «право на самостоятельное питание»: всё это время Хай Жо поила его молоком из пипетки, принесённой ею от студентов-химиков.
Первая стадия выживания в новом месте — изучить обстановку. Дундун уже на третий день знал квартиру как свои пять пальцев. «Разве я не молодец?»
Хай Жо оказалась человеком нежным, но и очень организованным. Преподавательница древней литературы — звучит громко, но на деле она в основном ведёт для студентов переводы старинных текстов и эстетику поэзии, плюс несколько факультативов в других отделениях. Всё это он выяснил по её расписанию и календарю.
Она работает в университете S — одном из лучших в стране, недалеко от тех мест, где он сам трудился, будучи Чу Чэнъюем. Он и сам когда-то окончил S, хотя и редко гулял по кампусу, но здание преподавательских общежитий помнил.
Сейчас хозяйке двадцать девять, она младше его (при жизни) на два года, замужем не была. А вот есть ли у неё парень, вопрос, напрямую влияющий на «качество» его нынешней кошачьей жизни.
Жизнь у Хай Жо была неплохой. Через два-три месяца он получил прививки, полдня дулся, но потом всё равно не устоял перед запахом еды.
Хай Жо готовила ему кошачью еду с любовью, не остатки, не фабричные корма, а настоящие блюда. Без соли, но вкусные и явно выше уровнем, чем у прочих котов.
Дни шли спокойно и счастливо. Дундун, как прилежный котёнок, становился всё милее и привязчивее.
«Так нельзя», — подумал он, лежа на спине в солнечном окне, поглаживая сытый животик. — «Чу Чэнъюй, что с тобой? Ты перестал работать, ладно, но ты даже тренироваться не хочешь. Поел и лежишь. Так и жирком обрастёшь. Ты же каждую неделю в спортзал ходил! Посмотри на себя сейчас!»
На деле же Дундуна растили на славу. Шерсть блестела, здоровье крепло. Он ел, пил, смотрел вместе с хозяйкой телевизор и, как бы это назвать? «Разговаривал» с ней. Такого покоя и уюта у него не было давно. А благодаря уменьшившемуся мозгу постепенно растворялись тёмные воспоминания. Он даже почти забыл лица родителей, которых и раньше редко видел.
— Дундун, — в этот день хозяйка была в нежно-розовой домашней футболке, оттенявшей её белую кожу. — Сегодня у нас важная миссия, будем купаться.
Она, конечно, прекрасна в любом наряде. И готовит, и ласкова, и теперь ещё и купать его собирается.
«Что?! Купаться?!»
Дальнейшие ужасы описывать не хочется. Стыд, последний, о чём он думал. Инстинктивная ненависть к воде взяла верх, и хотя он изо всех сил заставлял себя не убегать, всё равно выл жалобно и безнадёжно.
«Чёрт, как же это неприятно…»
