Миг, и ещё один год пролетел в учёбе и тихом «совместном возделывании души» с богиней-хозяйкой.
Но именно этой осенью Дундуну (Чу Чэнъю) предстояло пройти по-настоящему кошачье испытание.
Перед тем как погрузиться в хронологию событий, будет полезно немного поговорить о повадках наших пушистых друзей. Затем я расскажу всю историю по порядку.
Когда-то в программе «Мир животных» Чжао Чжунсян своим бархатистым, завораживающим голосом сказал:
«Смотрите… лев вступил в период… гона».
Гон — это особый этап, через который проходят все более-менее развитые животные. Природа ради продолжения рода подчиняет их гипофизу, и те впадают в безумие. Даже люди не свободны от этого, у каждого бывают моменты, когда здравый смысл уступает импульсу.
А у кошек… ну кто не просыпался весенней ночью от пронзительных криков под окнами? Прежде чем звонить в полицию, убедитесь, может, это всего лишь «кошачьи дела».
Большинство хозяев решает проблему стерилизацией. Хай Жо тоже задумывалась об этом.
— Но, Дундун, тебе ведь уже два года, а признаков гона всё нет… это вообще нормально? — удивлялась она.
В её планы входил поход к доктору Вану, чтобы одним махом решить вопрос. Но в душе Дундун оставался Чу Чэнъю, пусть и холодноватый в плане интимного, но всё же настоящий мужчина. Лишиться… этого? Нет уж, «отрезать всё разом», он не мог позволить.
Так что, когда разговор впервые зашёл об операции (ещё в год с небольшим), он объявил голодовку и устроил с хозяйкой холодную войну. Правда, продержался всего день — это был его максимум.
Хай Жо тогда махнула рукой:
— Ну и ладно. Тем более признаков всё равно нет… Может, у него, как у людей, «отсутствие интереса»?
Так и отложила тему в долгий ящик, погрузившись в свои исследования древних текстов.
Но это затишье длилось лишь несколько месяцев… до одного осеннего утра.
Была свежая осенняя суббота — «самое время сказать, какое славное похолодание». На неделе у Хай Жо было слишком много лекций и встреч; её книга только что вышла, она проводила автограф-сессии, шумные и утомительные. Она устала и невольно стала меньше уделять внимания Дундуну.
Дундун был подавлен. Хозяйка уехала в другой город, оставив его одного:, он наотрез отказался сидеть в тесной клетке у доктора Вана. Там ему начинало казаться, что человеческая жизнь, которую он помнил, лишь иллюзия.
В какой-то момент его захватила необычная страсть к философским концепциям. Особенно его волновали вопросы о том, как доказать реальность окружающего мира, если нельзя быть уверенным, что он существует дольше прошлого четверга, или что всё происходящее — не плод его собственного воображения.
Простыми словами: он перестал чувствовать реальность.
Однажды, задумавшись, он так запутался в шагах, что споткнулся на ровном месте, просто забыл, какой лапой делать первый шаг.
Скучая, бродил по пустой квартире, включил телевизор, и поймал себя на мысли, что смотрит мюзикл.
Когда-то он использовал телевизор только для сбора финансовой информации; из развлечений признавал лишь репортажи о мошенничествах на рынке.
Не говоря уже о различиях в объёме мозга между высокоразвитыми приматами и мелкими представителями семейства кошачьих, неужели всего за каких-то два-три года он настолько кардинально изменился?
А теперь… кот кувыркается на коленях хозяйки, трётся о её брюки, мурчит, когда она чешет подбородок. Утром будит её — пусть и не облизывает, но всё равно.
Он меняется.
Чтобы убедить себя в обратном, он поспешно переключил канал на биржевой обзор, внимательно анализируя графики индексов. Мозг, к счастью, ещё работал. Но через пять минут он сам себе доказал обратное.
Причиной стала… обычная корзинка с бельём.
Там, среди сложенных вещей, лежала ночная рубашка Хай Жо. Запах ударил в нос внезапно отчётливо, будто никогда прежде он его не чувствовал. И вместе с запахом нахлынули воспоминания: её силуэт в голубой рубашке с белыми горошинами; утренний свет скользит по её обнажённой спине, когда она переодевается…
Запахи — древнейшее животное чувство, тесно связанное с памятью. Сладковатые ноты её тела, впитавшиеся в ткань, проникли в каждую клетку, вызывая дрожь.
Он не помнил, как прыгнул в корзинку. Его тело двигалось само, повинуясь зову.
…Позже, чтобы скрыть следы, он спрятал рубашку в воду. Хай Жо, вернувшись, долго недоумевала.
А утром она снова надела её, свежевыстиранную рубашку, небесно-голубую с белым горошком.
— Кстати, давно не купала тебя. Ну что, Дундун, пойдём?
Она ожидала бурной реакции, но кот застыл, как окаменевший.
Он даже не сопротивлялся, когда его опустили в тёплую воду и намылили шампунем. Хай Жо улыбнулась:
— Сегодня такой послушный. Жалеешь меня, да? Я ведь так устала…
Как и прежде, её ловкие, тонкие пальцы плясали и блуждали по его телу, каждый раз вызывая у него чувство глубокого стыда. Её пальцы скользили всё ниже. Он вздрогнул.
— Ого… Дундун, ты уже взрослый? — Хай Жо округлила глаза и перевернула его, успев заметить то, что он тщетно пытался скрыть.
Мяу! Не смотри! Не трогай!
Но силы сопротивляться не было. Она вспомнила слова доктора Вана, если не помочь коту «снять напряжение», это вредно. И… попробовала.
Он вскрикнул, вырвался, зарывшись в воду, дрожал. Всё кончилось слишком быстро.
А потом — фен, тепло её рук, уют в её объятиях. И он сделал вид, что ничего не случилось.
