— Если ты мужчина, выходи сейчас же! Прятаться и скрываться — не дело для воина!
Звуки вновь и вновь отражались от скал, пока ошеломлённый монах не потерял дар речи.
— Лу Цяньцяо! — снова закричала она. — Как ты посмел начать и бросить меня?! Выходи! Объяснись!
В укреплении Чангэн началась суматоха. Солдаты с растерянными лицами переглядывались и бросали взгляды к главному шатру. Конечно, вмешиваться в личные дела командира им было не пристало, но такие слова, как «начал и бросил»… это уж слишком. Генерал конницы всего несколько дней как находился в крепости, но уже заслужил уважение и страх, и теперь вдруг открылась правда. Под его холодной внешностью скрывалось пылающее, необузданное сердце!
Когда шёпот и пересуды достигли предела, занавес у главного шатра наконец откинулся. Лу Цяньцяо вышел наружу, накинув поверх доспеха плащ, с распущенными волосами. Лицо его было мрачным, как вода в безлунную ночь, и нельзя было прочесть ни одной эмоции.
Он двинулся прямо к обрыву, сжимая в руке длинный кнут. Несчастная девица! Неужели он в ярости убьёт её?
А она всё ещё, сложив ладони у рта, кричала:
— Выходи! Я жду тебя на другом берегу!
И тогда донёсся холодный голос, принесённый ветром с противоположной скалы:
— Зачем ты пришла?
Синь Мэй замерла, а затем с восторгом вгляделась в темноту. Лунного света не хватало, чтобы рассмотреть его черты, лишь два алых глаза, горящие, как у зверя, сверкали в ночи.
— Ты украл у меня небесную деву! — крикнула она, словно ударила громом.
Эти слова ошеломили обоих — и монаха за её спиной, и Лу Цяньцяо на той стороне. Первое, что она должна была сказать, — «я скучала», или хотя бы «я буду ждать тебя». Но нет, она обвинила его в краже!
— Но ничего, — махнула рукой она. — Я великодушна! Небесная дева пусть будет твоей!
Лу Цяньцяо машинально коснулся груди. Кукла действительно была при нём, но он не вынес её наружу. Между скалами было не так уж далеко, но всё же слишком, чтобы разглядеть её лицо. Только подол её светло-голубого платья развевался на ветру.
Зачем она пришла? Для чего? Он не понимал, но тело его невольно дрожало.
Она стояла напротив, и одного прыжка хватило бы, чтобы оказаться рядом и убить её.
Пальцы его вцепились в рукоять кнута, и глаза расширились, сияя от возбуждения в предвкушении крови.
— Лу Цяньцяо, — крикнула она, размахивая руками, — ты должен заботиться о небесной деве так, словно она — это я! Каждый день купай её, не позволяй оставаться грязной, одежду стирай чаще, волосы расчёсывай аккуратно. А перед сном обязательно целуй её. Это самое главное!
— Ты закончила? — раздался холодный голос из-за пропасти.
И вместе с его холодным голосом в воздухе взметнулся смертоносный порыв. Длинный кнут рассек пространство. Кто-то незримой силой воздвиг невидимую преграду за её спиной: он не мог перепрыгнуть через пропасть и лишь метался, взмахивая кнутом, пытаясь рвущимся ветром прорвать щит.
Даже сквозь барьер прорывались острейшие волны воздуха, которые со свистом полоснули по её плечу. Ткань у ключицы разошлась, и алая струйка медленно проступила на белой коже, впитываясь в подол платья.
Но Синь Мэй, словно не замечая боли, продолжала говорить:
— Ты сам тоже должен нормально есть! Нельзя только убивать! В мире столько дел куда веселее. Ты ведь всегда ходишь такой важный, но если поддашься каким-то там инстинктам или крови, — это будет стыд и позор! И ещё, ложись спать вовремя. А то утром не сможешь подняться и опять станешь валяться в постели. За пределами дома это выглядит до смешного по-детски!
Снова просвистел ветер, ударив её в живот. Поясной мешочек сорвался и покатился по земле. Из него вывалился деревянный заяц. Она поспешно подняла фигурку, бережно сдула пыль и прижала к себе.
— Лу Цяньцяо, у меня ещё слишком много слов для тебя, — тихо сказала она, опустив голову. Синь Мэй помолчала, потом с натянутой улыбкой добавила: — Мы ведь были вместе не так уж долго. Я с тобой… редко бывала мягкой и заботливой.
Она вспомнила: мытьё рук перед готовкой, приготовление похлёбки — это лишь первые дни после свадьбы. Потом всё лёгло на плечи Сы Лань. Он и без того ухаживал за одним человеком, а пришлось нянчиться уже с двумя.
— Но кое-что я никогда никому не отдам, — твёрдо сказала она, крепче сжимая в ладони маленького зайца. — Через пару дней я снова приду. Эти многие слова расскажу тебе понемногу. А ты, когда закончишь сражения, не забудь вернуться домой. Я буду… я всегда буду ждать тебя дома.
Дом…
Движение кнута внезапно остановилось. Казалось, он мог видеть её ясно через пропасть. Светло-голубое платье было испачкано кровью, но лицо оставалось сияющим. Белые, нежные щеки, ясные, словно стеклянные глаза, и на губах чистая и безмятежная улыбка.
— Ну всё, я ухожу, — сказала она и, помахав рукой, добавила: — Послезавтра ночью, когда луна поднимется в зенит, встречаемся здесь же, у обрыва.
«Стоит ли просто так отпустить её?» — негромко шептал голос внутри.
Не знаю. Я не знаю.
Лу Цяньцяо сжал кнут до боли в пальцах, но чувство странной, режущей тоски снова поднялось в груди. Он смотрел, как её силуэт исчезает за кромкой леса, и вместе с этим исчезло всё смертоносное пламя, что бушевало в его крови, оставив его растерянным и тяжёлым.
В памяти всплыли сладкие образы: он сосредоточенно вырезает куклу, а её прохладные пряди скользят по его руке. Пахнут они мягко и маняще.
Действительно ли он был готов всё это забыть и отбросить?
Луна сияла в вышине, снег серебрил утёсы. Никто не ответил.
Вернувшись в шатёр, генерал наклонился и коснулся губами куклы небесной девы, после чего в смятении провалился в сон.
