Вэй Юнь поднял голову и попытался улыбнуться:
— Я в порядке, не тревожьтесь, невестка. На чём я остановился? Ах да… Ночью Яо Юн прислал вестника. Их отряд попал в засаду, он просил подкрепления.
Вэй Юнь горько усмехнулся:
— Но все войска уже вышли из города, оставалось лишь пять тысяч стражи. Чем я мог помочь? Разве что… собрать тела.
— А что стало с войском Яо Юна? — спросила Чу Юй, в её голосе прозвучал скрытый смысл.
— Он сказал, что преследовал другую часть врага, а когда вернулся, отец и братья уже попали в засаду. Ещё добавил, будто и он, и наследный принц не раз уговаривали отца не гнаться за остатками, что с Яо Юном‑то сил достаточно, а вина вся на отце, не послушавшем советов.
Говоря это, Вэй Юнь сжал кулаки:
— Я чувствовал, что здесь что‑то не так, потому после я отправился в Байдигу, и знаешь, что увидел на склонах? Следы копыт, сплошь вокруг гор.
Чу Юй резко подняла голову:
— Что ты хочешь сказать?
— Ты ведь знаешь, — Вэй Юнь говорил уже твёрдо, — в каждом войске лошади свои: набирают их поблизости. У нас, в армии дома Вэй, кони северные, из Хэлина. Высокие, быстрые, но выносливости им не хватает. А у Яо Юна, в Цинчжоу, разводят низкорослых лошадей, их копыта заметно меньше. Следы их совсем не похожи на следы северных коней.
— Значит, те следы у Байдигу оставили воины Яо Юна из Цинчжоу, — тихо произнесла Чу Юй.
Вэй Юнь кивнул, в глазах его застыл холод:
— Я не знаю, откуда они там взялись: вернулись ли после погони или стояли там с самого начала. Но знаю одно: в этом деле есть тайна. И пока я не докопаюсь до истины, я не признаю вины дома Вэй.
Чу Юй молчала, обдумывая услышанное. Снаружи послышался голос Вань Юэ:
— Малая госпожа, время вышло, прошу вас выйти.
— Сколько людей потерял Яо Юн в той битве? — спросила Чу Юй напоследок.
— На глаз меньше десяти тысяч, но в отчёте он указал тридцать, — ответил Вэй Юнь.
Чу Юй кивнула, поднялась:
— Жди моих вестей.
С этими словами она обернулась и, прежде чем стражник успел поторопить, сказала ему:
— Не тревожьтесь, я уже ухожу.
— Невестка! — окликнул Вэй Юнь.
Она обернулась. Юноша стоял, вцепившись в деревянные прутья, и смотрел на неё с тревогой. В его ясных глазах отражались страх и забота.
Чу Юй молча встретила его взгляд. Вэй Юнь будто хотел сказать многое, но, увидев спокойствие в её глазах, не смог вымолвить ни слова. Наконец он хрипло произнёс:
— Сестра, это дело мужчин дома Вэй. Ты… должна беречь себя.
Говорил он неловко и сам боялся своих слов. Ему было всего четырнадцать, и перед внезапной бурей он тоже дрожал от страха. Мысль о том, что ему придётся встретить всё это одному, а единственная, кто дарила ему уверенность и покой, уйдёт, пугала его.
Но он всё же был мужчиной. Встретившись с её глазами, прозрачными, как осенняя вода, Вэй Юнь сказал себе: он — последний стержень дома Вэй. А стержень — это тот, кто держит небо над крышей, защищая тех, кто под ней.
Пусть месть не свершена, пусть обиды не смыты, пусть впереди путь к славе и юность ещё светла, всё это он должен добыть сам. А женщины дома Вэй должны жить под его кровом, не зная ветра и дождя, не ведая тревог, лишь споря о лучших румянах и новых нарядах столичных красавиц, как было, когда отец и братья были живы.
Он смотрел на Чу Юй с решимостью, но она, услышав эти слова, лишь чуть улыбнулась, и в её взгляде мелькнула гордая мягкость.
— Эти речи… оставь до тех пор, когда повзрослеешь, — сказала она, и уголки её губ тронула лёгкая усмешка. — Сейчас ты всё ещё ребёнок. Не бойся. Старшая невестка прикроет тебя.
