Гу Чушэн принял из рук Вэй Юня лист с обозначенными датой и местом, внимательно вчитался в строки и ничего не сказал.
После выхода из тюрьмы Вэй Юнь сумел вновь подчинить себе все тайные силы дома Вэй, и то, что он способен узнать даже о передвижениях Императора, ничуть не удивляло Гу Чушэна. Он и сам теперь вынужден был опираться на Вэй Юня, ведь власть и влияние знатных родов были для него непосильной ношей.
Когда‑то вражда между Императором и Цинь-ваном дошла до смертельной черты. Отец Гу Чушэна пал от императорского меча, и монарх не оставил дому Гу ни малейшего шанса на пощаду. Если бы тогда Гу Чушэн не решился войти во дворец и не отдал бы государю все тайные силы семьи, пожертвовав имуществом и выдав на руки наследника Цинь-вана, он, вероятно, не дожил бы до сегодняшнего дня.
Все полагали, что его отец погиб за то, что осмелился убеждать Императора в защиту Цинь-вана, но истинная причина гнева монарха крылась в том, что глава рода Гу укрыл ребёнка опального вана.
Теперь Гу Чушэн остался жив, но его положение ничем не отличалось от участи любого простого чиновника. Без покровительства великих домов путь наверх был ему закрыт.
Вэй Юнь молча ждал, пока Гу Чушэн изучит дату. В этом деле время имело решающее значение. Император всё ещё покровительствовал Яо Юну, и никто не знал, насколько велико его терпение. Если государь решит, что оставление города и гибель народа — не преступление, тогда жалоба Гу Чушэна станет для него приговором.
Подать прошение можно было лишь с умом, так, чтобы о нём заговорила вся Поднебесная. Только тогда у Гу Чушэна появлялся шанс остаться в живых.
Он долго молчал, потом тихо произнёс:
— Пусть будет первый день первого месяца.
В этот день Император возносил жертвы на алтаре, и народу собиралось множество. Выбор был верен. Чем больше свидетелей, тем громче глас.
Вэй Юнь кивнул, но в душе не находил покоя. Гу Чушэн уловил его сомнение.
— Ты думаешь, — спросил он, — что, вынуждая государя к решению, мы вызовем его гнев?
Вэй Юнь поднял взгляд:
— Мы уже однажды вынудили его.
Чтобы добиться освобождения Вэй Юня, Чу Юй стояла на коленях у дворцовых врат, умоляя и наполовину принуждая Императора. Если теперь Гу Чушэн выступит с открытым обвинением, дому Вэй нельзя будет вмешиваться вновь.
Гу Чушэн промолчал. Вэй Юнь поднялся:
— Оставим пока эту дату. Я подумаю ещё.
— Хорошо, — ответил Гу Чушэн. — Но я плохо знаю, что творится в столице. Прошу, хоу-е оставить кого‑нибудь, кто объяснит мне всё подробно.
— Угу, — коротко откликнулся Вэй Юнь и, взглянув на Вэй Ся, велел:
— Останься.
Сказав это, он вышел один.
Император долгие годы благоволил к Яо Юну не только потому, что тот служил орудием против знатных родов, но и потому, что считал его человеком редких способностей. Яо Юнь умел устраивать дела, любил присваивать заслуги и власть, но, не бывая на передовой, не знал истинного положения дел. Император видел лишь победные донесения и, хотя догадывался о подвохе, не мог оценить всё верно.
Из десяти заслуг Яо Юня государь признавал семь, тогда как на деле едва ли стоило признать и три.
Теперь следовало посеять в сердце Императора сомнение, заставить его усомниться в верности и уме Яо Юня. Затем Сун Шилань должен был действовать на поле боя так, чтобы Яо Юнь терпел поражение за поражением, а потом возложить всю вину на него. Тогда между государем и военачальником неизбежно возникнет трещина.
Когда же дойдёт дело до Тяньшоу, ключевого перевала, Чу Линьян и Сун Шилань объединят усилия, чтобы погубить Яо Юня. Потеря Тяньшоу заставит Императора, уже убеждённого в неумении своего любимца, обрушить на него гнев. Если затем пустить слух, будто государь намерен казнить Яо Юня и вернуть Вэй Юня к службе, тот непременно восстанет.
Когда падёт Тяньшоу, а Яо Юнь поднимет мятеж, Сун Шилань и Чу Линьян укроются, и единственным, кто останется у трона, будет Вэй Юнь. Тогда можно будет расширить войско, вернуть «беглых» солдат дома Вэй в ряды регулярной армии и даже если Император всё поймёт, сделать уже ничего не сможет.
Вся эта сеть уже была сплетена. Теперь решающим становился шаг Гу Чушэна. Если он не сумеет посеять в сердце государя зерно сомнения, всё остальное окажется тщетным.
Вэй Юнь мог бы просто позволить ему выступить с жалобой, ведь цель была не в том, чтобы свергнуть Яо Юня, а лишь в том, чтобы зажечь фитиль, дать Императору повод задуматься о лжи своего любимца. Тогда жизнь Гу Чушэна не имела бы значения.
