Я подняла глаза и вдруг заметила в его взгляде тень печали.
— Кумоэр, — тихо произнесла я, — я знаю, что обидела тебя. В тот миг я действительно хотела быть с тобой…
— Цанцан, — перебил он мягко, — когда он перестанет нуждаться в тебе, можешь идти со мной. Но если он умрёт, ты последуешь за ним. Даже если тело останется живо, сердце умрёт. Разве не так?
Я не смогла ответить. В шатре повисла тишина.
Он коснулся моей щеки:
— Если любишь — держи. Не отпускай. Не говори мне «спасибо», думая, что виновата. Пусть я уступаю ему, но я тоже любил тебя. Так что живи счастливо, Цанцан, по‑настоящему счастливо.
Я кивнула, и горячая слеза упала ему на руку. Прижавшись к его плечу, я плакала и улыбалась:
— Спасибо тебе…
Он похлопал меня по спине и вздохнул:
— Видно, я слишком долго жил среди ханьцев, стал чересчур сентиментален.
— Брат, Цанцан, вы… — Минь Цзя, невесть когда вернувшаяся, стояла у входа, глядя то на нас, то на спящего Сяо Хуаня.
Я поспешно отстранилась, смутившись:
— Не то, что ты подумала…
— Глупая девчонка, — Кумоэр сверкнул глазами, — не могла вернуться позже?
После этой ночи он велел перегородить шатёр, выделив Сяо Хуаню отдельное помещение. Лекарств в лагере не не хватало, и через два дня дыхание его стало ровнее, кожа порозовела.
Я не отходила от него, словно стараясь возместить всё упущенное. Однажды, когда я, утомившись, задремала, случайно придавила его руку и вдруг почувствовала лёгкое движение пальцев. Подняв голову, я увидела, как дрогнули его ресницы.
Он открыл глаза, нахмурился и хрипло прошептал:
— Горько…
— Лекарство от господина Ли, — ответила я, — конечно, горькое.
Он снова закашлялся и пробормотал:
— Тогда лучше спать дальше…
— Не смей! — я схватила его за руку. — Ещё раз уснёшь, я заплачу!
Он снова открыл глаза:
— Цанцан?
Этот голос я не слышала больше года. Я прижала его ладонь к щеке и улыбнулась:
— Ты спал несколько дней, я уже наплакалась вдоволь. Хочешь, чтобы я опять плакала — засыпай.
Он смотрел на меня с удивлением:
— Ты здесь?
— Здесь. — Я наклонилась и поцеловала его. — Сяо‑дагэ, ты проснулся — это чудо.
Он улыбнулся:
— Со мной всё хорошо, не тревожься… Императрица.
— Посмотри вокруг, — я приподняла бровь. — Мы в стане Нучжэнь, ты не Император, я не Императрица. Ты — мой наложник. — Я рассмеялась. — Я уже сказала Кумоэру, что ты теперь мой личный наложник, и никому тебя не отдам.
Он моргнул, потом понял, что я шучу, и тихо засмеялся:
— Тогда мне следует поблагодарить госпожу.
Но кашель снова сотряс его грудь. Я поддержала его, прижимая к себе:
— Теперь нам не нужно притворяться Императором и Императрицей. Просто будь со мной, хорошо?
Я старалась говорить легко, но слёзы всё равно скатились по щеке.
— Жизнь коротка, — прошептала я, — я больше не хочу лгать себе. Сяо‑дагэ, я всё ещё люблю тебя. Пусть поздно, но это правда.
Он молчал, потом отстранился и, наклонившись, сплюнул кровь. Я обняла его, чувствуя, как холод пробирает сердце.
— Не бойся, — он улыбнулся, — это застоявшаяся кровь.
Я вытерла ему губы и помогла устроиться.
— Цанцан, — сказал он тихо, — если чувствуешь вину, не стоит. Я лишь сделал, что мог.
Он всё ещё не верил. Но разве можно назвать «долгом» то, ради чего человек готов умереть?
Я взяла его руку и положила себе на грудь:
— Если тебя не станет, я пойду за тобой.
Теперь я понимала всё. Пусть между нами остались тайны и кровь, но если он виновен — я разделю с ним ад.
— Я люблю тебя, — сказала я, глядя прямо в его глаза. — И больше не отрекусь.
Он вздрогнул, будто очнувшись от сна:
— Цанцан…
Я обняла его:
— Не сомневайся больше. Мы не расстанемся.
Вокруг стояла тишина, лишь фитиль лампы потрескивал в пламени. Его руки обвили меня крепче, и он прошептал, словно во сне:
— Хорошо. Не расставаться.
Я улыбнулась, вспомнив:
— Когда ты очнулся, говорил, что горько. Всё ещё боишься лекарств?
Он тихо кашлянул и кивнул.
Я засмеялась. Когда‑то, в наших странствиях, он уже корчил такую же гримасу, и я поняла тогда: безупречный герой, мудрый Император Дэю, имеет слабость. Он боится горечи.
Вдруг снаружи раздался стук рукояти по пологу и знакомый голос:
— Любовные признания оставьте до дома. Всё‑таки вы в моём шатре.
Я обернулась. У входа стоял Кумоэр, опершись на меч, с лукавой улыбкой.
— Как ты невовремя! — бросила я, швырнув в него сапог Сяо Хуаня.
— А я думал, наоборот, вовремя, — усмехнулся он, глядя на Сяо Хуаня. — Женщинам верить нельзя, Сяо Бай. Пока я лечил тебя, мы уже имели близость. Видел, трогал, всё как положено. Так что оставайся со мной.
— Цанцан, — спокойно сказал Сяо Хуань, — подай вторую туфлю.
