Сяо Цяньцин приподнял бровь:
— Ах вот как? Когда жизнь твоя в моих руках, с чего бы мне слушать тебя?
— Чтобы стать Императором, тебе нужна моя передача власти, — Сяо Хуань выпрямился, глядя прямо в глаза. — Без указа твой престол будет незаконен, и другие ваны рода Сяо из ветви Цинлун не признают тебя. Не забывай, кроме тебя, на трон метят ещё Ци‑ван и тот толстяк Лю‑ван.
— Вздор! — лицо Сяо Цяньцина побелело, потом вспыхнуло румянцем. Он схватил Сяо Хуаня за ворот и толкнул к дереву. — Эти тупицы? Они не достойны!
Сяо Хуань закашлялся, изо рта брызнула кровь. Сяо Цяньцин отпрянул, но алые капли уже легли на белый рукав, как цветы сливы на снегу.
Опершись о ствол, Сяо Хуань, задыхаясь, усмехнулся:
— Невовремя… если хочешь, чтобы я успел написать указ, будь осторожнее. До того, как твои люди меня ранили, холодный яд уже начал действовать. Сердечная нить вот‑вот оборвётся…
При словах «твои люди» плечи Ли Хунцина снова дрогнули.
Сяо Цяньцин нахмурился, глядя на кровавые пятна на рукаве, и обратился к сидевшей на крыше Сяо Ин:
— Дай ему пилюлю, продлевающую жизнь. Мне не нужен мёртвый император.
Сяо Ин покачала головой, улыбаясь:
— У меня нет таких пилюль. Я убиваю, не спасаю. Но есть «аромат великого блаженства». Вдохнёшь, и даже при смертельной ране почувствуешь прилив сил. Хочешь, дам братцу?
— Это яд! — я не выдержала. — Он лишь на миг обманет тело, потом болезнь вернётся вдвое сильнее. Хочешь, чтобы брат умер быстрее?
Сяо Ин невинно моргнула:
— Конечно. Я ведь всё равно собиралась его убить.
— Ты… — я задохнулась от ярости.
— Тише! — Сяо Цяньцин нахмурился, махнул рукой. — Ладно, глаза императрице не трогать. Можешь идти.
— Я останусь, — перебила я. — Буду твоей заложницей. Чем больше заложников, тем надёжнее.
Он хмыкнул:
— Как хочешь.
Я бросилась к Сяо Хуаню, поддержала его. Он всё ещё кашлял, тело его дрожало.
— Я же велела тебе отдыхать, зачем вышел? — прошептала я, сдерживая слёзы. — Потерпи, я вытащу нас отсюда.
— Здесь слишком пахнет кровью, — тихо сказал Сяо Цяньцин. — Идём в Зал Успокоенного Сердца. Ли Хунцин, веди.
Он взглянул на меня. Его взгляд задержался чуть дольше, чем следовало.
Когда мы вошли в Зал Успокоенного Сердца, там уже не было ни служанок, ни евнухов. Двор опустел, холодный и безмолвный под зимним небом.
Я с трудом довела Сяо Хуаня до восточного покоя, уложила на ложе. Он всё кашлял, и в каждом кашле вспыхивали алые капли.
Сяо Цяньцин не ожидал, что его люди ранят государя именно в момент, когда у того обострится холодный яд. Он испугался, что обвинят в цареубийстве, и велел Ли Хунцину вызвать лекаря из врачебного двора.
Главного лекаря Ли Миншана не оказалось, пришёл старый врач Ян, которого я недавно видела во Дворце Милосердия.
Он спокойно осмотрел пульс и молча вышел.
— Как государь? — спросила я.
Лекарь Ян взглянул на Сяо Цяньцина, стоявшего у двери, и ответил ровно:
— С позволения, скажу прямо. С детства в теле государя живёт яд «ледяная страсть». Он поражает сердце и лёгкие, делая их слабее обычного. После недавних ран сердце повреждено безвозвратно. Сегодняшний удар лишь ускорил конец. Если не ошибаюсь, дни его сочтены.
Он помолчал и добавил:
— Судя по всему, срок жизни государя подошёл к концу.
— Вздор! — я не выдержала. — Если бы здесь был Ли Миншан, он бы так не сказал!
Лекарь Ян покачал головой:
— Государь — его ученик, и знает своё тело лучше любого. Не стоит скрывать от него правду. Судьба сильнее врачебного искусства, госпожа. Человеческие силы не бесконечны.
— Меньше слов, — перебила я. — Пиши рецепт, хоть что‑нибудь, чтобы облегчить кашель.
— Это будет всё равно что пить яд ради утоления жажды, — тихо ответил он. — Но если настаиваете…
— Значит, остаётся ждать смерти? — я провела ладонью по лбу. — Сколько ему осталось?
— В лучшем случае три‑пять дней, в худшем — сутки, — сказал он после паузы.
Я опустила руку, тело задрожало.
— Уходи, — прошептала я.
Он поклонился и вышел.
Опустилась ночь. Ветер двенадцатого месяца врывался в распахнутые двери, колебал пламя свечей. Из‑за перегородки доносился слабый кашель Сяо Хуаня, который то звучал, то стихал.
Я прислонилась к двери, холод просачивался сквозь дерево и леденил сердце. Опустившись на пол, я спрятала лицо в локтях. Глаза и горло жгло, будто от соли.
— Эй, — раздался за спиной голос, и тёплая ладонь легла мне на плечо.
Я резко оттолкнула её:
— Убирайся! Все вы ждёте, когда он умрёт. Теперь довольны? Счастливы? Уходи!
— Волосы распались, — тихо сказал Сяо Цяньцин, усмехнувшись. — Не пристало Императрице быть похожей на привидение.
Его голос был по‑прежнему чистым, как журчание родника.
Я подняла голову. В его руке действительно блестела серебряная шпилька. Взяла её, поблагодарила, машинально заколола волосы.
Сяо Цяньцин подошёл к императорскому столу, постучал пальцем по поверхности:
— Обычное дерево, средний сорт. — Он повернулся, улыбнулся. — Моя одежда испачкана. Подбери мне что‑нибудь взамен.
Я кивнула, не соображая, что делаю:
— Идём.
Он послушно пошёл за мной, почти покорно, как ребёнок.
