Ань Цзю быстро надела верхнюю одежду, спрятала под полами несколько метательных клинков, взяла кинжал, обернула тканью дверную петлю, чтобы не скрипнула, и, бесшумно распахнув дверь, взлетела на балку. Оттуда, как и прежде, открыла верхнее окно комнаты Мо Сыгуя.
Пламя свечей дрожало. Внизу она увидела Мо Сыгуя, который один суетился среди множества рассыпанных по полу пёстрых мешочков.
Пока он отвернулся, Ань Цзю спрыгнула, подняла один мешочек и развязала.
— Ай! — Мо Сыгуй обернулся и едва не подпрыгнул. — Да чтоб тебя! Откуда ты взялась, привидение ходячее!
Он ещё не успел отдышаться, как заметил мешочек в её руках и поспешно выхватил его.
— Руки чешутся? Мои вещи трогать вздумала? Не боишься, что я тебя своими лекарствами угроблю?
— Ты же здесь, — спокойно ответила Ань Цзю, убирая кинжал за пояс и усаживаясь у стола. — Пока ты рядом, не умру. Так что ты тут колдуешь?
Её пристальный взгляд был почти осязаем, и Мо Сыгуй почувствовал себя неуютно. Он скрестил руки и уставился на неё.
— Раньше ты другой была!
— В каком смысле? — спросила она.
— Раньше, — Мо Сыгуй прищурился, — стоило мне сказать тебе пару слов — ты пинала меня в озеро. Стоило поднять руку — ломала мне локоть. А теперь сидишь без всякой осторожности и трогаешь, что попало!
Ань Цзю спокойно встретила его взгляд.
— Во-первых, если ты попытаешься меня отравить, я успею убить тебя первой. Во-вторых… я тебе верю.
Мо Сыгуй промолчал, потом раздражённо махнул рукой:
— Не надо мне тут признаний! Я тебе не Чу Динцзян, простак, которого легко обвести вокруг пальца!
— Простак? — Ань Цзю изогнула бровь. — Это ты от чистого сердца сказал? Интересно, как он тебе себя показывал.
— Хм! — Мо Сыгуй отвернулся и снова принялся перебирать склянки и свёртки.
— Это обереги? — спросила Ань Цзю, глядя на разбросанные мешочки.
В том, что она открыла, лежала жёлтая бумага с письменами, выведенными киноварью.
— Ага, — буркнул Мо Сыгуй, не поднимая головы. — Три дня убил, чтобы их сделать! Потратил время дороже золота, так что держи свои лапы при себе, не порть.
— Я просто хотела знать, зачем они тебе.
— Это не обереги. Хотя сами по себе — пустяк, но в сочетании с расстановкой предметов в комнате создают барьер: снаружи никто не услышит, о чём мы говорим.
— Ты так осторожен… неужели задумал что-то тёмное? — спросила Ань Цзю.
Мо Сыгуй зашипел, уперев руки в бока:
— Вот уж у тебя язык! Что значит «тёмное»?
Ань Цзю задумалась.
— Ну… заговор?
— Безнадёжная! — Мо Сыгуй тяжело вздохнул, укладывая вещи в аптечный ящик. — Неужели нельзя мыслить светлее? Стоит тебе открыть рот — и сразу всякая чепуха. Ты ведь знаешь хорошие слова, просто не хочешь ими пользоваться!
— Узколобый, — нахмурилась Ань Цзю. — Я спросила всего один раз. Не хочешь отвечать — не отвечай, зачем столько болтовни? Вот кто действительно раздражает.
— Кто узколобый?! — вспыхнул Мо Сыгуй.
— Или, может, мелочный? — уточнила она.
Мо Сыгуй махнул рукой, сдаваясь:
— Всё, не играю с тобой! Иди куда хочешь, только не мешай мне.
Ань Цзю осталась сидеть, неподвижная, как гора.
— Ты чего ещё тут? — Мо Сыгуй уже собрал всё, но она не шелохнулась.
— С тобой всё в порядке? — спросила она с искренней тревогой. — Ты же сам сказал: иди туда, где интересно. Разве забыл?
Он замер, не найдя слов, а Ань Цзю совершенно серьёзно добавила:
— Вот здесь и интересно.
