Слушая слова Чу Юй, Вэй Юнь невольно улыбнулся. Он повернулся, подложил руку под голову и, глядя на неё, спросил с лёгкой насмешкой:
— А насколько сильно нравлюсь?
— Что значит, насколько сильно?
— Сейчас я ведь тебе нравлюсь. Так вот насколько?
Чу Юй, услышав этот почти детский вопрос, сдержала смех и ответила, прищурившись:
— Ты что, ребёнок? И всё ещё задаёшь такие вопросы?
— Тогда скажи мне, — не унимался он, приподняв бровь.
Она улыбнулась, но не ответила прямо, лишь сказала:
— Завтра тебе ведь нужно идти в Шуньтяньфу подавать жалобу. Чжао Юэ — не тот, с кем легко справиться. В такой решающий момент не стоит думать о пустяках.
Она подняла руку и мягко провела по его волосам:
— Мужчине не пристало тонуть в чувствах. Не дай им затуманить разум.
— Вот тут ты ошибаешься, — Вэй Юнь улыбнулся. — Человек прежде всего должен быть человеком. Даже мудрецы учили: «Совершенствуй себя, управь домом, и лишь потом правь страной, умиротвори Поднебесную». Ты — мой дом, моя будущая жена. Разве не должен я быть рядом с тобой?
Он коснулся её лбом:
— Жизнь коротка. Не стоит тратить её на пустые тревоги о том, что ещё не случилось. Всё, что нужно на завтра, я уже устроил. Раз устроил — значит, не боюсь и не стану лишний раз думать.
Чу Юй смотрела в его ясные глаза и вдруг почувствовала, что и она, и Гу Чушэн — всего лишь люди, ослеплённые пылью мира. Они не видели, чего хотят, не знали, куда идти, и потому шли вслепую, спотыкаясь, обдирая душу до крови, оставляя за собой лишь сожаления.
А Вэй Юнь был иным. Пусть молод, но он ясно знал, чего ищет и что должен сделать. Такая простая, чистая ясность — это то, чего ей не хватало даже после прожитой заново жизни.
Она тихо вздохнула, обняла его, прижалась щекой к его груди и слушала его ровное, глубокое биение сердца.
Вэй Юнь мягко похлопал её по спине:
— Спи. Утром я уйду незаметно, не тревожься.
Последние остатки тревоги растворились, и Чу Юй, не отвечая, закрыла глаза и уснула.
Вэй Юнь чувствовал, как её тело постепенно расслабляется, слушал её ровное дыхание и лишь тогда по-настоящему успокоился. Он опустил взгляд на её светлое, изящное лицо и долго смотрел молча, а затем наконец выдохнул.
Он понимал, путь между ним и этой женщиной будет долгим. Её сердце, настороженное и закрытое, стояло перед ним стеной, и он изо всех сил пытался разбить эту преграду и растопить лёд. Но ведь ей всего двадцать… Откуда в таком возрасте столько тяжёлых мыслей?
Вэй Юнь нахмурился, невольно вспомнив недавний поцелуй. Ему пришлось признать, Чу Юй целовалась куда лучше него. Может, потому что пять лет она жила с этим образом в сердце, и теперь, когда сама потянулась к нему, всё оказалось слишком остро, слишком сильно. Столько приёмов, о которых он и не думал…
Он с горечью понял, тогда, когда она, не думая о последствиях, бежала с Гу Чушэном, это, вероятно, было не минутное безумие перед свадьбой, а нечто, что зрело давно.
От этой мысли разум его поплыл. До какой же степени они тогда дошли? Вряд ли до конца… Ведь прошлой ночью она всё же показала, что нет. Поцелуи, конечно, были…
Чем больше он думал, тем живее вставали картины. Ночь показалась бесконечной, сердце сжималось от ревнивой боли. Лишь когда Чу Юй во сне повернулась, и он очнулся.
Теперь она рядом. Зачем терзать себя прошлым?
Но всё же она отдала так много, а Гу Чушэн в итоге струсил. Все говорили: он просто спасал жизнь, и это можно понять. Но для пятнадцатилетней Чу Юй это, должно быть, было предательством.
Вэй Юнь представил, как юная Чу Юй стоит одна, брошенная, и ощутил и жалость, и злость. Он хотел обнять её, но побоялся разбудить, и, ворочаясь, сам незаметно уснул.
Под утро, к часу мао (около пяти утра), он проснулся, оделся, тихо открыл окно, убедился, что вокруг никого, и выскользнул из комнаты, вернувшись к себе.
Привычная постель вдруг показалась ему жёсткой и холодной. Он помолчал, потом позвал слугу:
— Сходи к дому Гу Чушэна и слегка расшатай спицы на колесе его повозки.
— Расшатать? — переспросил тот, не понимая.
Вэй Юнь кивнул:
— Да. Только чтобы следов не было видно. Если колесо развалится по дороге на утренний двор, будет совсем неплохо.
Слуга растерялся, но, зная, что господин всегда действует с умыслом, не стал спрашивать и ушёл выполнять приказ.
Когда всё было сделано, Вэй Юнь почувствовал странное облегчение, лёг на постель и заснул.
Подсыпать яд в доме Гу было бы почти невозможно, а устроить покушение — тем более. Но повредить повозку во дворе для тайных стражей рода Вэй это было делом простым. Один из них, следуя приказу, ударил по колесу ладонью, вложив внутреннюю силу. Дерево треснуло изнутри, а снаружи же выглядело целым.
На рассвете Гу Чушэн, умывшись, сел в повозку и направился во дворец. На полпути колесо вдруг разлетелось в щепки, кони понесли, и повозка рванулась вперёд. Гу Чушэн, сидевший с закрытыми глазами, не успел опомниться. Его выбросило наружу. К счастью, охранник подоспел вовремя, подхватил его и уберёг от удара.
— Проверить! — коротко бросил Гу Чушэн, едва встав на ноги.
О, прям к гадалке не ходи. Вэй Юнь так и подумал, что “училась” Чу Юй на Гу. А раз так – ну, не ногу, так хоть колесо сломаю. Вроде мелочь, а приятно. Очень интересная новелла. Автор – молодец. Переводчик – супер. Жду продолжения).