— Я, Вэй Юнь из дома Чжэньго-гуна, — громко произнёс он, — пришёл просить у Шуньтяньфу справедливости!
Удары следовали один за другим, неторопливые и уверенные. С каждым звуком толпа стихала. Солнце медленно поднималось над горами, и золотой свет, словно откликнувшись на барабан, заливал город и людей.
Народ всё прибывал, но ворота оставались закрыты.
Внутри, в зале, начальник Шуньтяньфу метался взад-вперёд.
— Что мне делать? — в отчаянии говорил он. — Кто я, а кто он? На кого он жалуется, разве я смею вмешаться? Посланный к двору не вернулся, вестей от государя нет. Что скажешь, господин советник?
Советник, задумчиво обмахиваясь веером, поднял голову:
— Господин, тут что-то не так.
— В каком смысле?
— Подумайте, кто ныне в столице может сравниться с хоу Вэя по власти? Если бы он и вправду был обижен, пошёл бы прямо к Императору. Зачем же пришёл к нам?
— Верно, — растерянно ответил начальник. — Если уж он сам не может решить, то что уж говорить обо мне?
— А потому, — медленно произнёс советник, — пришёл он не к вам, а к народу.
Начальник опешил. Советник продолжил:
— Помните, как когда-то старшая госпожа Вэй стояла на коленях у дворцовых ворот? Тогда дом Вэй уже пользовался любовью простых людей. Они вынудили покойного Императора вмешаться. А теперь, здесь, он хочет заставить действовать нынешнего.
— Заставить? Но зачем? — недоумённо спросил начальник.
Советник усмехнулся:
— Этого мы узнаем, когда придёт указ.
— А пока что мне делать?
— Ждать, — ответил советник, покачивая веером. — Смотреть, как всё обернётся.
Тем временем в дворце Чжао Юэ, получив тревожное донесение из Шуньтяньфу, молча слушал. Он знал, что Вэй Юнь готовит шаг, но не думал, что тот решится так скоро. Всё, как он и предполагал: Вэй Юнь поднимает мятеж ради давнего дела.
Помолчав, Чжао Юэ решительно взял кисть:
— Передайте указ: старшую госпожу Вэй, Чу Юй, пожаловать в супруги Гу Чушэну.
Он быстро дописал свиток, поставил печать нефритовой печатью, затем сжал губы и приказал:
— Немедленно схватить Яо Юна и привести его ко мне. Мы отправимся в Шуньтяньфу вместе!
С этими словами он поспешно вышел. За ним следовал Чжан Хуэй, тревожно спрашивая:
— Государь, куда вы так спешите?
— Вэй Юнь хочет ухватить меня за слабое место, — резко бросил Чжао Юэ. — Не позволю ему!
Он почти бежал. Слишком хорошо он понимал, чего добивается Вэй Юнь. У того есть и войска, и продовольствие; единственное, чего не хватает, — повод. Без причины восстать — значит стать мятежником, губителем страны. Даже если взять Хуацзин, удержать его долго не удастся. Но если объявить, что он восстал против тирана, тогда это уже «воля Неба».
Чжао Юэ не мог позволить ему обрести этот предлог. Он понимал, Вэй Юнь непременно воспользуется делом Байдигу, чтобы вызвать сочувствие народа. Но если опередить его, выдать Яо Юна виновным, самому покаяться и умолять Вэй Юня не поднимать смуту, тот окажется в тупике. Ведь ныне Чжао Юэ — Император, и не просто император, а правитель, считавшийся мудрым.
С этой мыслью он немного успокоился.
Но едва он покинул дворец, люди Вэй Юня уже заметили движение. В толпе у Шуньтяньфу раздался крик кукушки — условный знак. Вэй Юнь поднял голову, понял, что Чжао Юэ вышел из дворца, и удары барабана вдруг стали громче, резче.
— Господин! — его голос прорезал утренний воздух. — Почему ворота Шуньтяньфу всё ещё закрыты? Что, барабан ослеп и оглох? Или в Поднебесной больше нет правды и света?
Он бил в барабан, и в голосе его звучали слёзы:
— Семьдесят тысяч мужей, павших в Байдигу, должны уйти в землю без правды? Их убийца будет гулять на свободе, а тот, кто довёл Великий Чу до бедствий, ныне восседает на золотом троне, принимает поклоны тысяч? Разве можно смотреть, как добрые люди умирают с обидой, а злодеи купаются в славе?
Толпа онемела. Начальник Шуньтяньфу и советник переглянулись.
— На золотом троне… — прошептал начальник, губы его дрожали. — Так кого же он обвиняет?..
