Бабушка Лю, приведённая У Вэнем, взволнованно воскликнула:
— Господин, я разглядела! Ошибки быть не может, на портретах покойный Ся Чжэн и его жена!
Увидев в доме чернолицего и красавицу, она обежала их глазами и вскрикнула:
— Небеса! Да вы же… Ся Чжэн и Лоу Цинь!
Мужчина, сжав кулаки, молчал. У женщины навернулись слёзы; она бросилась к бабушке Лю:
— Бабушка Лю, это я, Лоу Цинь!
— Ах… вы живы! Вы живы! — и старуха тоже расплакалась.
Ли Сы не отвлекался: он смотрел только на Ся Цзюина. В глазах юноши перевернулся мир и через миг всё стихло, словно он исчез из этого мира.
— Говорите, — обратился Ли Сы к мужчине — отцу Ся, Ся Чжэну.
— Молодым я тоже служил при ямэне, — начал тот. — Во время одного поручения по неосторожности убил главаря Кровавого Потока Сыту Дэна, контролирующего воды Янцзы. С тех пор шайка хотела моей смерти. Деваться было некуда и я увёз беременную жену в захолустье Лохуа. В год, когда родился Цзюин, враги нас отыскали. Я не видел выхода; чтобы спасти жену и сына, я инсценировал свою гибель в огне.
— Когда Цзюину исполнилось семь, враги снова пришли. Я тайно велел Цинь отдать сына на попечение соседки Лю и уйти в горы. Но и туда добрались враги; Цинь едва не погибла. Я успел спасти ее в последний миг, но она была тяжело ранена. Мы бежали из Лохуа, из Минлина, выбора у нас не было.
— Я думал забрать Цзюина, но, если бы с нами случилась беда, его бы тоже настигли, — он взглянул на застывшего сына. — Потому я оставил его здесь.
— Все это время я хотел вернуться, но боялся привести погоню в Лохуа, — вздохнул Ся Чжэн. — Пять лет назад мы нашли Жун-маму, она моя двоюродная сестра. Я попросил её приехать в Минлин, приглядеть за Цзюинем.
— Но вскоре в письмах она писала: Цзюин стал чужим для всех, ни с кем не общается. Забрать его она не смогла, лишь тайно помогала, — виновато сказал он. — Месяц назад мы пробрались в Цинчжоу, вернулись в Минлин, устроились в труппе, только чтобы издали увидеть сына.
— Но тут же начались убийства, — продолжал Ся Чжэн. — Когда услышал, что Цзюина посадили, у меня сердце разорвалось, но явиться спасать я не посмел: соглядатаи врага уже здесь. Боялся навлечь ещё большую беду.
— Я мог лишь велеть Жун-маме следить за делом и сразу сообщать. И, если возможно, помочь ребёнку.
— В ночь одиннадцатого я возвращалась от родни и у болотца наткнулась на тело Хуана, — несмело проговорила Жун-мама. — Рана на его шее была как у молодого господина Цзи. Я подумала, что надо снять подозрение с Цзюина. И лучший способ — это подставить другого. Отношения Лу с молодой госпожой были грязны, я терпеть его не могла, вот и решила свалить на него.
Ли Сы скорбно подумал: останки, ради которых Ся Цзюин вывернул душу и превратил себя в орудие возмездия, вовсе не его мать, а посторонняя женщина.
Какая горечь.
— Цзюин, сынок! — Лоу Цинь, рыдая, шагнула к юноше. — Это мы с твоим отцом виноваты… Прости нас? Сможешь?
Ли Сы не сказал ни слова, он смотрел на Ся.
Глаза юноши стали страшно пустыми, как высохшие колодцы, полными безнадёжности и усталости.
Лоу Цинь почти дотронулась до него, руки дрожали, слёзы лились ещё сильнее:
— Сынок, дитя…
Ся вдруг вскочил, не глядя никому в лицо, прошёл мимо и ушёл в лачугу. Лоу Цинь горько зарыдала и через какое-то время бросилась за ним.
Все пошли следом; она открыла перекосившуюся дверь.
Семь лет хижина копила смрад и грязь; никто не решался приблизиться и распахнуть её. Для Ся Цзюина это было единственное место в мире, которое принадлежало ему.
Каждый раз, возвращаясь из ледяного, жестокого мира, он плакал здесь, тайком; плач, которым старая боль ломает лёд сердца. Ливень слёз и только тогда он вспоминал: он человек. Ему всего четырнадцать.
Для него эта хижина была домом. И дверь дома распахнула Лоу Цинь.
Ся, притаившийся в самом сыром углу, взревел, как обезумевший зверёк, метался по комнате, грозя ворвавшимся. Но открытая дверь показала всем, что внутри.
В тесном пространстве была голая, холодная земля; лишь в самом конце лежала чистая, целая циновка. Вокруг неё круг из диких цветов: распускавшихся, вянувших, снова распускавшихся. Внутри круга лежал полный человеческий скелет.
Это была мать Ся Цзюина.
Ребёнок отдал самое прекрасное, самое дорогое родному человеку. Он оберегал её. Он ждал её.
Лоу Цинь окаменела. Ся пронзал её взглядом, полным ненависти:
— Вон! Вот моя мать. Прочь!
Ся съёжился в углу, глядел на кости на циновке и улыбался чисто, как младенец. Для него это было всем.
Люди у входа не расходились и это вывело из себя Ся. Он свернул циновку, прижал останки и сорвался с места.
— Мама, я больше… никогда не позволю никому… нас разлучить! — он помчался к горам Черного Тигра, свистя коротким пронзительным свистом. В сгущающихся сумерках возник белоснежный силуэт — белая волчица.
Ся вскочил ей на спину и исчез во тьме.
— Что делать? Куда он? — Лоу Цинь металась и плакала. — Моё дитя!
— Господин, — Ся Чжэн посмотрел на Ли Сы.
Тот помедлил и сказал:
— У Вэнь, срочно приведи Чэнь Эргоу. Если не ошибаюсь, Ся Цзюин направился к месту погребения останков.
В недрах гор, в скрытой роще: к северу — скала, к югу — отвес, в середине — свежезасыпанная яма.
Когда Ли Сы и другие прибыли, Ся и белая волчица стояли у края. Юноша держал свёрнутую циновку с костями.
— Цзюин, я виноват. Прости отца. Не делай этого, — голос Ся Чжэна дрогнул.
— Сынок, вернись, — Лоу Цинь подогнулись колени; Жун-мама подхватила её.
Ся будто не слышал. В ночи он всматривался в далёкие звёзды.
— Когда я падал в голодный обморок, когда меня рвали дворовые псы… когда волк вонзил зубы мне в шею у меня была лишь одна причина жить… Встретиться с мамой. Ради этого я стал невольником Цзи Ляна — не человек и не призрак. Узнав правду о её смерти, я стал убийцей, выстроил логово смерти… Превратил верного друга в орудие убийства, — улыбка Ся стала, как нож, рассекла лицо, тело и сердце.
— Я нашёл мамины останки. Я сделал это… Теперь у меня есть мой мир.
— Но в одно мгновение… кто-то явился и оказалось: умершие не умерли. Просто меня бросили, — бормотал он. — И так легко разрушили мою крепость, развеяли мой мир.
— Отныне эти два мира пусты, — Ся перевёл взгляд на Ли Сы. — Куда мне идти?
Ли Сы едва слышно вздохнул:
— Ся Цзюин, я говорил, что ты похож на меня. Особенно сейчас. Реальность жестока куда больше, чем мы готовы представить.
Ся вдумчиво повторил и упрямо качнул головой:
— Нет. Я не как ты. Я не уступлю.
— Я не изменюсь. Даже если упаду в бездну, — он улыбнулся — так, как улыбаются только в своём мире, в материнских объятиях. Эта улыбка принадлежала лишь ему Ся Цзюину.
Он резко шагнул и сорвался вниз. Тело, словно перерезанный бумажный змей, сперва поплыло вперёд, потом камнем пошло вниз.
Ветер есть. Луна есть. Бездна есть. Я есть… Ли Сы прижимал к себе останки. Да. Мама тоже здесь.
Идём. Увидимся в аду. Падающая тень рассекла крики у края, и одинокий вой белой волчицы оборвался.
«Тёплое пламя в сердце — единственное, ради чего я живу.
Я найду её… пусть даже ценою своей жизни.
Пусть даже она уже мертва.»
— Ся Цзюин.
