Её отец — архитектор. В пятнадцать она уже была в Европе. Я спросила, какие впечатления, а она лишь пожала плечами. Всё слишком легко, безвкусно.
Стоит отметить, что учится она отлично. Её английские сочинения изящны и остроумны, иногда она вставляет цитаты классиков, чтобы поддеть кого-нибудь. Я нередко смеюсь, проверяя её работы. За три года я видела, как она растёт, и это приносит радость.
Иногда мы болтаем с ней и другими девочками вроде бы для укрепления «связи учителя и учениц», а на деле они просто кокетничают.
— Мисс Линь — самая красивая из всех наших учительниц, — льстят они.
(В английских школах всех учительниц зовут «мисс»).
— Мисс Чжао тоже красивая.
— Но одевается по-домашнему.
— Не смейте при мне обсуждать других учителей, — говорю я.
— А за спиной можно? — и снова смех.
Когда они увидят мир, поймут, что такое жизнь. Я ловлю себя на мысли: завидую им. Какая гадкая мысль.
— Мисс Линь, где вы покупаете одежду? — спрашивает Чжанчжу.
— На уличных прилавках.
— А как надо вести себя, когда влюблена?
— Наслаждаться.
Опять смех. Девочки смеются всегда — они живут в парке развлечений, всё для них ново, ярко, контрастно.
— Мисс Линь, почему у вас нет парня? — особенно озорно спрашивает Чжанчжу.
— Кто сказал, что нет? — улыбаюсь я.
— Все так говорят.
Все так говорят. Я поняла.
В выходные Чжан Юсэнь должен был прийти в одиннадцать, но появился в десять с лишним.
— У тебя вообще есть чувство времени? — сказала я раздражённо. — Я только проснулась.
Он, как всегда, всё делает не так. Я протянула ему стопку газет и журналов:
— Читай, я пока умоюсь.
Он молча сел и уткнулся в газету. Через минуту чайник на плите застонал, как младенец, — он пошёл на кухню. Я поспешила за ним:
— Юсэнь, ты в чужом доме. Сиди в гостиной, не бегай. Это не квартира, за которую ты платишь, так что веди себя прилично, ладно?
Он вернулся и тихо сел.
Он всегда был посмешищем. Помню, на школьных соревнованиях его школа находилась рядом с нашей. После бега учитель разрешил ему воспользоваться нашим душем, и он каждый раз приносил с собой мыло и полотенце — девочки смеялись до слёз. Такой уж он был — нелепый. И всё же именно с ним я и связалась. Самая умная девочка школы и самый простодушный мальчик — судьба.
Каждое свидание я планирую сама. Сегодня, например:
— Сначала пообедаем, потом купим билеты. Пока я схожу в супермаркет, ты можешь посидеть в библиотеке.
Когда я вернулась с билетами, он успел измазать ботинки в грязи у стройки метро и, войдя, наступил прямо на мой тяньцзиньский ковёр.
— Юсэнь, будь добр, подними ноги. Ковёр только что вычищен, он не для того, чтобы вытирать подошвы.
— О, — сказал он и переставил ноги.
— Юсэнь, — вздохнула я, — как ты вообще дожил до тридцати?
Он молчал. Мы сидели друг против друга. Он не говорил, и я не говорила. Всегда мне приходится развлекать его, и это утомляет.
— Юсэнь, — усмехнулась я, — вот кто бы ни женился на тебе, скуки не узнает: сидите, глядите друг на друга, включаете телевизор — и так до седых волос.
Он неловко посмотрел на свои руки.
— Как работа? — спросила я, чтобы хоть что-то сказать.
— Очень занят.
— Насколько?
— Много девушек ушли в отпуск, вся работа на мне.
— Тебе бы тоже поехать, расширить кругозор. Книги — это одно, но и дороги нужны.
Он добродушно улыбнулся:
— Денег нет.
— Зарабатываешь не меньше меня, а живёшь с родителями.
— Ты получаешь в полтора раза больше, — без тени смущения сказал он. — Я плачу взносы за квартиру.
— Ах вот как, — рассмеялась я. — Значит, собираешься жениться? Какая квартира, сколько платишь?
— Две тысячи с лишним в месяц, — смущённо ответил он. — На пять лет, четыреста с чем-то квадратных футов. По программе «Каждому своё жильё».
— Но твой доход ведь выше нормы для участия! — удивилась я.
— Я… немного приукрасил данные.
Типичный гонконгец. Я вздохнула. Глупцом его не назовёшь — в житейских делах он расчётлив. Если бы ковёр был его, он бы и шагу на него не ступил.
— Четыреста футов… — сказала я. — Вдвое меньше моей квартиры. Боже, гонконгские квартиры всё меньше. Где же мебель ставить? Одна комната и гостиная?
— У тебя три комнаты, соединённые в одну, — возразил он. — А я не боюсь жить в тесноте.
— В четырёхстах футах дышать нечем.
— Для двоих хватит, — сказал он.
Я не стала спорить. У него всегда есть своё объяснение.
— А отец? Будет жить с тобой?
— Да.
— А если жене не понравится?
— Не может не понравиться.
Я лишь улыбнулась. Звучит идиллически: молодая пара в четырёхстах футах, старик у двери, новые обои, и вот уже «новый дом». Для какой-нибудь женщины он, пожалуй, идеальный муж. Я усмехнулась про себя.
Мы пошли в кино на сеанс в половине третьего. Фильм детский, зрители с детьми заполняли зал до трёх, а к четырём уже начинали бегать в туалет. Шум, суета, гам.
— Тебе не скучно? — спросила я.
— Нет. Почему мне должно быть скучно?
А мне было скучно.
